Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— Пока что причислим его к пропавшим без вести, — ответил лейтенант Кальваччо. — Но можно не сомневаться, что он ушел с партизанами.

— Безумное решение.

— Не такое уж безумное, если учесть, что в борьбе против рейха, — искоса взглянул он на эсэсовцев, — невольными союзниками партизан становятся англичане, американцы, французы и русские. Так что акции наших гарибальдийцев с каждым днём повышаются.

— Странно, что вы, лично вы, всё еще остаётесь в нашем лагере, — недовольно проворчала Сардони.

В сопровождении офицеров Мария-Виктория обошла всю прилегающую к вилле холмистую территорию. Здание «Орнезии» почти не пострадало, если не считать нескольких пулевых отметин на фронтоне. Зато опорные столбы ворот были изувечены взрывами гранат, а одна из статуй воинов-римлян, охранявших вход, расстреляна с таким усердием, словно все партизаны только в неё и целились. Осматривая её, Скорцени так и решил, что, наверное, в сумерках налётчики приняли статую за живого охранника. Усердие, с которым гарибальдийцы палили по ней, наверняка спасло жизни нескольким истинным защитникам виллы.

— Не кажется ли вам, что этот парень сражался упорнее всех? — поддержал его мысль адъютант Родль. — Жаль, что не удастся угостить его хотя бы бокалом корсиканского вина, — при этом Родль многозначительно взглянул на командира «корсиканцев».

— Это предусмотрено, гауптштурмфюрер, — охотно откликнулся Умбарт. — Кстати, лично вас, господин Скорцени, ждет небольшой сюрприз. И тоже с корсиканскими воспоминаниями.

— Что вы имеете в виду?

— Ну кто же спрашивает, что имеется в виду, когда речь идёт о сюрпризе?!

— Послушайте, Умбарт, я не пойму: вы здесь сражались или плели интриги?

— Одно другому не мешало, — признался комбат. — Кстати, моё появление здесь — тоже сюрприз. Если бы мне не сообщили, что здесь находится Скорцени…

Появилась служанка и сообщила, что завтрак для господ офицеров готов. Солдат тоже накормят.

— Не будем огорчать моих поваров, — мило улыбнулась Мария-Виктория. — Пока мы сражались, они мужественно колдовали над нашим завтраком, еще не зная толком, кому он достанется: нам или партизанам.

— Зато, вдыхая источаемые кухней запахи, мы знали, за что сражаемся, — пошутил Родль.

— Что будем делать с оружием? — спросил лейтенант из батальона Умбарта, занимавшийся сбором трофеев.

— Погрузите в одну из машин, — распорядился штурмбаннфюрер.

— Не торопитесь, господин Умбарт, — вмешалась княгиня. — Оружие добыто в бою за виллу. И останется в арсенале «Орнезии».

— Но вы не имеете права складировать у себя оружие, тем более — трофейное.

— Вот как? Значит, право сражаться мы, гарнизон «Орнезии», имеем, а хранить оружие — нет? Может, оставите здесь одну из своих рот, которая составит гарнизон виллы?

Умбарт, княгиня и лейтенант вопросительно взглянули на Скорцени, как на верховного судью.

— Вы глядите на меня, Умбарт, с такой грустью в глазах, словно сомневаетесь в правоте владелицы «Орнезии», — отреагировал обер-диверсант рейха, только теперь осматривая свой порядком измятый, буквально изжеванный мундир. — Которая к тому же оказалась очень гостеприимной хозяйкой.

— Да, но есть приказ…

— О роте охраны виллы речи, конечно, быть не может. Но постоянный пост из трёх солдат всё же придётся учредить. Видите вон ту плоскую высотку по ту сторону дороги, почти напротив ворот виллы? Пусть соорудят из камня некое подобие форта и установят там пулемет. В случае нападения на него партизан, ваших солдат поддержат люди с виллы, и наоборот.

Считая, что инцидент исчерпан, все направились на веранду, на которой были накрыты столы, но в это время появился фельдфебель, прибывший в составе охраны Скорцени, и сообщил, что объявился француз Матье. И что будто бы один их солдат уверен, что видел, как этот француз помогал раненому партизану.

— Это действительно так? — холодно поинтересовался Скорцени уже у самого Матье, сидя при этом за столом рядом с Марией-Викторией. — Вы помогли одному из партизан?

— Из раненых… партизан, — уточнил Матье.

Высокий, невообразимо худой, в изорванной одежде полувоенного образца, он напоминал то ли Робинзона, то ли изловленного в горах и представшего перед военно-полевым судом дезертира.

— И в чём же заключалась ваша помощь?

Матье устало взглянул на обер-диверсанта и столь же устало пожал плечами.

— Мой рассказ будет короче, чем вы предполагаете, — при каждом слове копьеподобный кадык француза упрямо прорезал тощую морщинистую кожу. Казалось, ещё одно движение — и она не выдержит, разойдется, словно под ударом ножа. — Я вытащил партизана из кювета, протащил метров двести, чтобы оба мы оказались вне зоны огня, и там перевязал. А затем тащил, а временами нес на себе, еще более часа, пока не наткнулся на какую-то горную хижину в которой обитает старуха. Там и оставил его.