Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой

— Марион, а скажи-ка ты, почему бы мне не разделаться с тобой прямо здесь и прямо сейчас? — спросил я его.

— Не пугай, — улыбнулся он. — Ты и так уже по уши в дерьме — мои ребятишки такое не прощают. Хочешь наплевать на это — давай, валяй, но помни, что я для своих пацанов — как бог. Станешь первой жертвой священной войны.

Ненавижу такую неоспоримую правоту.

— Ладно. Тогда скажи, почему ты до сих пор не прикончил меня?

— А дядя добрый. Иногда это с ним случается.

— Марион, — сказал я с укоризной.

— Какая тебе разница? — ответил он. — Хотя я запросто мог бы прихлопнуть тебя уже за то, что ты всю дорогу называешь меня «Марион». — Он уселся на скамейку, поставил ногу на сиденье, обхватил колено руками. Человек вышел подышать свежим воздухом.

— А что же тебе все-таки от нас надо, Сосия? — спросила Энджи.

— Во всяком случае — не тебя, девочка. Сделала свое дело — иди гуляй и занимайся, чем хочешь. А нужен нам он. — И он ткнул пальцем в мою сторону. — Встревает в чужие дела, убил одного из моих лучших людей, лезет, куда не просят...

— Многие мужья в нашем квартале тоже жалуются на это, — сказала Энджи.

Ай да Энджи! Скажет так скажет.

— Шути-шути, — сказал Сосия. — Но ты-то, — он посмотрел на меня, — знаешь, что это не шуточки. Конец тебе, Кензи, конец.

Я хотел было ответить поостроумней, но ничего смешного в голову не приходило. Совсем ничего. Счетчик и в самом деле начал тикать.

— Вот именно, — ухмыльнулся Сосия. — Сам ведь понимаешь, что тебе недолго осталось. Ты до сих пор жив лишь потому, что Дженна кое-что тебе вручила и кое-что передала на словах. И где же это?

— В надежном месте, — ответил я.

— "В надежном месте", — повторил он, слегка гнусавя, как при насморке, явно передразнивая выговор белых южан. — Ладно. А почему бы тебе не сказать мне, где оно, это место?

— Да я и сам не знаю, — ответил я. — Дженна мне так и не сказала.

— Дураком меня не считай, — сказал он, придвинувшись ко мне.

— Я не стану здесь выворачиваться наизнанку, чтобы убедить тебя, Марион. Я тебя просто предупреждаю: когда ты разворотишь мою квартиру, выпотрошишь все ящики в шкафах и столах моего офиса и ничего при этом не найдешь, то не стоит тебе особенно удивляться.

— А что, если я попрошу своих друзей и мы выпотрошим тебя?

— Ваше право, — согласился я. — Но лучше не стоит. Целей будете — и ты, и твои друзья. Ведите себя прилично.

— Это с какой же стати? Разве ты, Кензи, ведешь себя прилично?

Я кивнул:

— В данном случае — да. А Энджи, может быть, даже еще приличнее. А тот парень на крыше нас обоих за пояс заткнет.

— И при этом еще он недолюбливает черных, — добавила Энджи.

— Ага, так вот в чем ваше приличие! Создали себе ячейку ку-клукс-клана, а черному человеку уже и дышать нечем?

— Вы уж простите нас, мистер Сосия, но цвет кожи здесь ни при чем, — успокоил я его. — Ты, сука, — отпетый преступник. Ты подонок, нанимаешь молокососов для грязной работы. Самому-то ручки пачкать небось не хочется? А черный ты или белый — это нам без разницы. Можешь попробовать остановить меня. Есть шанс на то, что у тебя это получится и я умру. Но его ты не остановишь. — Сосия посмотрел на крышу. — Он достанет тебя и всю твою банду, всех вас перестреляет, а заодно с вами — половину Бэри, такой вариант не исключается. Совести у него ничуть не больше, чем у тебя, а уважения к закону — еще меньше.

— Что, запугать меня хочешь? — рассмеялся Сосия.

Я покачал головой:

— Тебя не запугаешь. Такие, как ты, ничего не боятся. Но смерти тебе не миновать. И если убьют меня, то и ты концы откинешь. Прими это за факт.

Он откинулся на спинку скамейки. Мимо нас бесконечным потоком текла толпа, посверкивал на прежнем месте прицел Буббы. Сосия снова боднул головой воздух:

— Ладно, Кензи. На этот раз твоя взяла. Но это еще ничего не значит, за Куртиса ты ответишь. Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы найти то, что мы оба ищем. Если я найду раньше тебя или ты опередишь меня, но тут же не отдашь находку мне, то жизнь твоя и гроша ломаного стоить не будет.

— Как и твоя.

Он поднялся:

— Вот что я скажу тебе, белый. Многие и в течение многих лет пытались меня убить. Ни у кого пока что это дело не выгорело.

Он двинулся прочь, направляясь к толпе. Оптический прицел на крыше дома смещался следом, не отставая ни на пядь.

Бубба поджидал нас у автостоянки на Бромфильд-стрит, где Энджи оставила нашу колымагу. Он стоял у ворот и, запустив в рот пластинку жевательной резинки размером с цыпленка, выдувал такие пузыри, что случайным прохожим приходилось жаться к обочине.