Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой

Первым белым, которого мы заметили, оказался Дэвин Эмронклин. Он находился метрах в десяти от второй группы, болтая с тремя другими детективами, причем все четверо постоянно перебегали глазами с обеих банд на полицейских, оставшихся у дороги.

И наконец, позади всех, у изножья гроба, стояли несколько пожилых женщин, двое мужчин в спецодежде, какую носит технический персонал Капитолия, и Симона. В тот самый момент, когда я ее заметил, она как раз смотрела на нас, и продолжалось это не меньше минуты. Но вот она отвернулась и повела взглядом вдоль вязов, окружавших кладбище. Судя по выражению ее лица, вряд ли она собиралась подойти к нам после погребения и пригласить к себе домой — на чашку чая и плодотворную дискуссию по расовым проблемам.

Энджи взяла меня за руку, и мы приблизились к Дэвину. Не произнеся ни слова, он коротко кивнул каждому из нас.

Священник завершил заупокойную молитву и в последний раз склонил голову. Никто не последовал его примеру. Было в этой всеобщей неподвижности какое-то странное отчужденние, что-то опасно фальшивое и неестественно тягостное. Толстый серый голубь, быстро-быстро махая короткими крылышками, пролетел в тишине погожего утра, а потом ее нарушил треск и скрип гроба, опускаемого в черный прямоугольник могилы.

Обе группы пришли в движение одновременно, подавшись вперед — чуть заметно, словно тонкие деревца при первом порыве шквального ветра. Дэвин опустил руку на бедро, задержав ее в сантиметре от кобуры, трое его коллег сделали то же самое. Казалось, будто исполинским насосом кто-то выкачал весь воздух над кладбищем, оставив вакуум. Напряженность атмосферы ощущалась чисто физически, зубы у меня заныли, словно я впился в кусочек фольги. Эти мгновения безмолвия и неподвижности были на редкость тягостны, и я подумал, что, если кто, не дай бог, сейчас чихнет, могильщикам хватит работы до вечера.

Потом чернокожий парень на шаг придвинулся к могиле. Сосия на долю секунды промедлил и, чтобы компенсировать это, вынужден был сделать не один шаг, а два. Паренек принял вызов, и на могильном холмике оба оказались одновременно, да и держались они совершенно одинаково — не поворачивали шеи и смотрели прямо перед собой.

— Молчать. Всем молчать, — услышал я шепот Дэвина.

Паренек наклонился, присел на корточки и поднял из небольшой кучки цветов, лежавшей у его ног, белую лилию. Сосия сделал то же самое. Протягивая руки через могилу, они взглянули друг на друга. Стебли лилий не согнулись. Оба держали цветы, не бросая их вниз, в вытянутых руках. В чем заключался смысл этого единоборства, знали только они сами. Я не заметил, кто первым разжал пальцы, но внезапно лилии почти невесомо опустились в могилу, на крышку гроба.

Потом оба отступили на два шага назад.

Теперь пришел черед подчиненных, которые — в зависимости от того, на какой ступени иерархии находились, — более или менее точно скопировали действия своих вожаков. Чем ниже был их уровень, тем меньше времени тратили бандиты, чтобы схватить лилии и швырнуть их вниз, в могилу, лишь на краткое мгновение задерживаясь, чтобы взглянуть в глаза друг другу и продемонстрировать свою неустрашимость. Я слышал, как полицейские у меня за спиной перевели дух.

Сосия, молитвенно стиснув ладони, уставившись неведомо куда, вернулся на прежнее место у края могилы. Паренек стоял в противоположном конце, упершись зонтом в землю, а взглядом — в Сосию.

— Ну что, теперь можно говорить? — спросил я Дэвина.

— Да на здоровье, — пожал тот плечами.

— Что за чертовщина тут творится? — осведомилась у него Энджи.

Дэвин улыбнулся. При взгляде на его лицо возникали мысли даже еще менее приятные и отрадные, чем при виде черной прямоугольной ямы, в которую сыпались белые лилии.

— Что творится? — переспросил он. — Скоро начнется резня, каких еще не видал город. Пожар в Коконат-гроув скоро покажется нам всем детскими игрушками по сравнению с этим.

Кусок льда размером с бейсбольный мяч прополз по моему телу где-то в области поясницы, а струйка холодного пота скатилась по виску. Я повернул голову, обвел глазами могилу и наткнулся взглядом на взгляд Сосии. Он стоял как каменный, глядя прямо на меня, словно меня на этом месте и не было.

— Особенного дружелюбия не замечается, — сказал я.

— Ты отстрелил ногу его помощнику и любимчику, — отозвался Дэвин. — Сосия взбешен до последней степени.

— До такой, что решится пристукнуть меня? — Это мне далось непросто, но я продолжал выдерживать давящий взгляд, красноречиво заявлявший, что песенка моя спета.