Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой

— Эй, красотка, как наши дела? — окликнул я Энджи.

— А? — вздрогнула она.

— Я спрашиваю, как дела, красотка?

Карандаш забарабанил по зубам. Энджи, не снимая задранных на подоконник ног, чуть развернула свое кресло в мою сторону.

— Эй, — сказала она.

— Что?

— Больше так не делай, ладно?

— Чего «не делай»?

Она повернула ко мне голову, и наши глаза встретились.

— Больше не обращайся ко мне так. Никогда. Или хотя бы — не сейчас.

— Прости, мамочка, я больше не буду.

Энджи развернулась лицом ко мне, и ноги ее оказались на полу.

— И этого тоже не надо. Не строй из себя невинного младенца. Ты — не невинный. — Она посмотрела в окно и вновь перевела взгляд на меня. — Знаешь, Патрик, ты временами бываешь ужасной скотиной. Ты знаешь об этом?

Я поставил банку с пивом на край стола:

— Неужели?

— Да вот представь себе, — отвечала она. — Ты думаешь, мне это легко?.. Легко?.. Приходить сюда каждый день из моего дома... будь он проклят... И работать с тобой, а ты называешь меня красоткой, и заигрываешь со мной, и пялишься на меня, у тебя уж прямо рефлекс, черт бы взял его и тебя! И я... больше этого не... желаю! — Она яростно потерла лицо обеими руками и с глухим стоном запустила их в волосы.

— Энджи... — сказал я.

— Ну что «Энджи», «Энджи»! — Она пнула нижний ящик своего стола. — Ей-богу, Патрик, между этим жирным похабником Малкерном, Филом и тобой... я... я просто не знаю.

В горле у меня стоял ком величиной с небольшую собачку, но все же я сумел выговорить:

— Чего ты не знаешь?

— Ничего не знаю! — Она закрыла лицо ладонями, потом отняла их и взглянула на меня. — Я вообще больше ничего не знаю! — Она вскочила так резко, что вертящееся кресло совершило полный оборот и повернулось к входной двери. — И меня тошнит от идиотских вопросов!

Энджи выбежала из комнаты. Каблуки ее защелкали по ступеням как пули. Перед глазами у меня плавала какая-то пелена. Звук шагов замер. Я выглянул в окно, но никого не увидел. В свете уличного фонаря тускло поблескивала исцарапанная светло-коричневая крыша ее автомобиля.

Прыгая в темноте через три ступеньки, я бросился по вьющейся и обрывающейся в черную пустоту винтовой лестнице. Энджи стояла в нескольких шагах от нижней ступеньки, привалившись к стенке исповедальни. Во рту торчала дымящаяся сигарета, в сумку она прятала зажигалку.

Я встал как вкопанный.

— Ну? — сказала она.

— Что «ну»? Ради бога, Энджи, не начинай все сначала. Для меня все это — как гром среди ясного неба. — Я осекся, переводя дыхание, а она смотрела на меня потемневшими непроницаемыми глазами, и в них я прочел, что вызов брошен и следует поскорее сообразить, что делать дальше. — Я понял, Энджи, понял, в чем беда... У тебя слишком много мужчин-сволочей — Малкерн, Фил, я...

— Не все они — мои мужчины.

— Ну, я неправильно выразился. Но все же, Энджи, что стряслось?

Передернув плечами, она стряхнула пепел на мраморный пол.

— Гореть мне в аду за это.

Я ждал.

— Ничего не стряслось, Патрик, и все плохо. Все Вчера, когда я думала об этой истории, в которой ты чудом — просто чудом! — уцелел, множество всяких других мыслей пришло мне в голову. Господи Боже, и это — моя жизнь? Фил? Дорчестер? — Она обвела рукой церковь. — Это вот? Я прихожу на работу, пикируюсь и перешучиваюсь с тобой, развлекаю тебя, потом иду домой, где меня раз или два в месяц избивают, сплю с этим подонком — иногда в ту же ночь — и... И все? Так кто же я такая?

— Кто сказал, что это должно продолжаться вечно?

— Да-да, Патрик, ты прав. Завтра с утра пораньше пойду в нейрохирурги.

— Я могу...

— Не можешь. — Она уронила окурок и раздавила его подошвой. — Для тебя все это игра, забава. Ты спрашиваешь себя: «Ну, а какова она в постели?» А потом, когда получишь ответ на свой вопрос, отвалишь в сторонку. — Она покачала головой. — А ведь это моя жизнь. Не игра.

Я кивнул.

Она улыбнулась — жалобно так, и в неверном свете, лившемся справа сквозь зеленое витражное окно, я заметил, что глаза ее увлажнились.

— Кто бы мог подумать, а? Смешно, правда?

— Нет, — ответил я. — Не смешно.

Бубба даже не подумал вечером появиться в моем офисе. Это очень на него похоже.

Он пришел утром ко мне домой, когда я размышлял, как следует одеться на похороны Дженны. Пока я завязывал галстук, Бубба уселся на кровать и сказал:

— В этом галстуке ты очень смахиваешь на педика.

— А ты не знал, м-милый? — спросил я и послал ему воздушный поцелуй.