— Оно лежало на стойке, когда я вернулся домой вчера вечером, около десяти. Я не спросил администратора, сколько времени оно там пролежало, но, по-моему, когда мы с вами вышли, его там еще не было. Иначе мне бы его передали.
В конверте было два листа бумаги, покрытые машинописным текстом, уже знакомым мне своей неумелостью. Гилд и я прочли вместе:
«Дорогой Гилберт!
Если за все эти годы я не давал о себе знать, то только потому лишь, что такова была воля твоей матери, и если сейчас я нарушаю свое молчание, обращаясь к тебе с просьбой о помощи, то потому лишь, что настоятельная необходимость принуждает меня пойти против воли твоей матери. К тому же, ты теперь мужчина, и тебе самому решать, продолжать ли нам быть чужими друг другу, или же поступить так, как повелевают нам узы крови. Я полагаю, ты знаешь, что сейчас я оказался в затруднительном положении в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и я верю, что у тебя ко мне осталось достаточно дружеских чувств, чтобы по меньшей мере надеяться, что я никоим образом к нему непричастен. Это воистину так. Ныне я обращаюсь к тебе за помощью в доказательстве моей невиновности раз и навсегда перед полицией и перед все миром, и питаю всяческую надежду, что, даже если бы я не мог притязать на твое доброе расположение, я, тем не менее, могу рассчитывать на твое естественное желание сделать все возможное для того, чтобы не бросить тень на фамилию, которую носят и твоя сестра, и ты сам, и твой отец тоже. Обращаюсь к тебе также и потому, что, хотя у меня и есть знающий и верящий в мою невиновность адвокат, который предпринимает все усилия, чтобы доказать ее, и надеется заручиться содействием мистера Ника Чарльза, я не могу просить никого из них предпринять то, что является, в конечном счете, противоправным действием, и я не знаю никого, кроме тебя, кому я осмелился бы довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: завтра пойди на квартиру Джулии Вулф на 54-й Восточной улице, дом 411, куда ты попадешь с помощью вложенного в письмо ключа, и между страниц книги „О помпезности“ ты найдешь некий документ или заявление, который ты должен прочесть и немедленно уничтожить. Ты должен удостовериться, что уничтожил его полностью, не оставив даже пепла, а когда ты прочтешь его, то поймешь, почему это необходимо сделать и почему я доверил эту задачу именно тебе. В случае, если произойдет нечто, вследствие чего будет желательно изменить наши планы, я позвоню тебе сегодня поздно вечером. Если же звонка не будет, то я позвоню завтра вечером, чтобы узнать, исполнил ли ты мое поручение, и договориться о встрече. Я полностью уверен, что ты сознаешь всю ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие оказано достойному.
Любящий тебя отец.»
Под словом «отец» была размашистая подпись Винанта.
Гилд ждал, что я скажу, я ждал, что скажет он. Потомившись так некоторое время, он спросил Гилберта:
— И он позвонил?
— Нет, сэр.
— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Разве не ты просил телефонистку ни с кем не соединять?
— Я… да, я просил. Я боялся, что если он позвонит, пока вы там, вы узнаете, кто звонил. Только мне кажется, что если бы он звонил, он бы попросил передать, а он этого не сделал.
— Выходит, ты с ним не встречался?
— Нет.
— И он не говорил тебе, кто убил Джулию Вулф?
— Значит, ты соврал Дороти?
Он опустил голову и кивнул, глядя в пол.
— Я… это… наверное, это из ревности. — Он поднял на меня порозовевшее лицо. — Видите ли, Дорри всегда смотрела на меня снизу вверх и считала, что я почти обо всем знаю больше всех на свете, и, понимаете, она шла ко мне, если ей про что-то надо было узнать, и всегда делала так, как я говорил. А потом она повстречалась с вами, и все изменилось. Она стала больше почитать вас, а не меня… то есть, это все естественно, было бы глупо, если бы было не так, потому что, конечно, никакого сравнения быть не может… ну, и я взревновал и возмутился… не совсем, конечно, возмутился, потому что я вас тоже очень уважаю. Но мне захотелось что-то сделать и произвести на нее впечатление — вы, наверное, сказали бы, попижонить. И когда я получил это письмо, я представил все так, как будто встречался с отцом, и он сказал мне, кто убийца, чтобы она подумала, что я знаю что-то, чего вы не знаете. — Он остановился, запыхавшись, и вытер лицо платком.
Я еще раз переиграл Гилда в молчанку, и он сказал:
— Ну, я думаю, большой беды тут нет, сынок, если ты, конечно, сам ее не накликаешь, умалчивая о другом кое-чем, что нам было бы не худо знать.
Читать дальше