Дэшил Хэммет - Худой мужчина

Облокотившись о стойку в кабаке на Пятьдесят Второй улице, я ждал, когда Нора закончит свой рождественский поход по магазинам. В это время какая-то девушка встала из-за столика, где сидели еще трое, и подошла ко мне. Это была миниатюрная блондинка — и одинаково приятно было посмотреть и на личико, и на фигурку в зеленовато-голубом костюме спортивного покроя.

— Вы Ник Чарльз? — спросила она.

Я сказал:

— Да.

Она протянула руку.

— Я Дороти Винант., Меня вы не помните, но отца моего помнить должны. Клайд Винант. Вы…

— А как же, — сказал я. — Я вас и теперь припоминаю, только тогда вам было лет одиннадцать-двенадцать, верно?

— Да, это было лет восемь назад. Помните, какие истории вы мне рассказывали? Что, и на самом деле все так было?

— Нет, скорее всего. Как отец?

Она рассмеялась.

— А я у вас хотела спросить. Знаете, мамочка с ним развелась, и мы знаем о нем разве только из газет — там иногда про всякие его штучки пишут. А вы с ним разве совсем не видитесь?

Мой стакан был пуст. Я спросил ее, чего она хотела бы выпить, она ответила, что виски с содовой. Я заказал две порции и сказал:

— Нет. Я давно переехал в Сан-Франциско.

Помедлив, она сказала:

— Я хочу повидаться с ним. Мамочка, конечно, закатила бы скандал, если бы узнала, но я все равно хочу.

— И что же?

— Там, где мы раньше жили, на Риверсайд-Драйв, его нет, в телефонной, в адресной книге — тоже.

— Попробуйте через его адвоката.

Она просияла.

— А кто адвокат?

— Был такой Мак, Мак — и еще как-то… Точно — Маколей. Герберт Маколей. Контора в доме Сингера.

— Одолжите пятачок, — сказала она, пошла к телефону и вернулась с улыбкой. — Нашла его. Он тут же, за углом, на Пятой авеню.

— Отец?

— Адвокат. Говорит, отца нет в городе. Пойду загляну к нему. — Она подняла стакан. — За воссоединение семей. Слушайте, а почему бы…

Аста подпрыгнула и ткнулась мне в живот передними лапами. С другого конца поводка раздался голос Норы:

— Она замечательно провела день — повалила лоток с игрушками в «Лорде и Тейлоре», в «Саксе» облизала ногу какой-то толстухе, так что та от страха чуть в обморок не упала, и удостоилась ласк трех полицейских.

Я их представил друг другу:

— Моя жена — Дороти Винант. Ее отец как-то пользовался моими услугами, когда она была во-от такой крохой. Хороший человек, только с придурью.

— Я была им очарована, — заявила Дороти, имея в виду меня. — Настоящий живой сыщик. Я хвостом за ним ходила, все приставала, чтобы рассказал что-нибудь из своей жизни. Он мне жутко врал, но я каждому слову верила.

Я сказал:

— Нора, у тебя усталый вид.

— И вправду устала. Давайте сядем.

Дороти сказала, что ей надо вернуться к своему столику. Она пожала руку Норе — мы, дескать, непременно должны заглянуть к ним на коктейль, живут они в «Кортленде», фамилия мамы теперь Йоргенсен. Разумеется, мы с превеликим удовольствием, и она тоже должна зайти нас проведать, мы остановились в «Нормандии» и рассчитываем побыть в Нью-Йорке еще неделю другую. Дороти потрепала собаку по голове и отошла.

Мы нашли столик. Нора сказала:

— А она ничего.

— На любителя.

Она усмехнулась:

— О-о, у тебя есть, оказывается, любимый тип?

— Да, такие тощие, долговязые брюнетки со зловредным ротиком — вроде тебя, милая.

— А как же та рыжая, с которой ты у Квиннов вчера куда-то уединился?

— А это уже глупо, — сказал я. — Она только лишь хотела показать мне французские офорты.

На другой день мне позвонил Герберт Маколей.

— Привет! Я и не знал, что ты в городе, пока Дороти Винант не просветила. Не пообедать ли нам где-нибудь?

— Который час?

— Полдвенадцатого. Я что, разбудил тебя?

— Да, — сказал я, — но это ничего. Может, лучше ты зайдешь к нам пообедать? Я с похмелья и не очень-то хочу вылезать… Договорились, в час.

Мы с Норой приняли по стаканчику, потом она отправилась в парикмахерскую помыть голов, у, а я полез под душ, после чего приложился еще раз. В общем, когда телефон снова зазвонил, мне уже заметно полегчало.

Женский голос спросил:

— Можно мистера Маколея?

— Он еще не приехал.

— Извините за беспокойство, но не будете ли вы любезны попросить его позвонить в контору, как только он приедет. Это очень важно.

Я пообещал передать.

Минут десять спустя прибыл Маколей, крупный, кудрявый, розовощекий малый довольно приятной наружности и примерно моих лет, мне сорок один, хоть и выглядел он помоложе. Он считался неплохим адвокатам. Когда я еще жил в Нью-Йорке, он несколько раз пользовался моими услугами, и мы всегда отлично ладили. Теперь мы обменялись рукопожатиями, похлопали друг друга по спине, он спросил меня, как мне живется на свете, я сказал, что живется прекрасно, и спросил его о том же, он ответил: — Прекрасно, — и тогда я передал ему, чтобы он позвонил к себе в контору.