Правда, когда он был помоложе, ему удавалось сдерживать блёв до утра. Но что творилось с ним утром — словами не передать! Ну, разве что если представить гибкий рукав для заправки самолётов топливом, внезапно лопнувший под большим давлением. Что-то в этом роде.
Лось с одинаковым спокойствием заблёвывал людей и животных; могучих физвосников, неосторожно проходивших под его окном, и нарядных первокурсниц, спешащих на свой первый экзамен. И чтобы полнее раскрыть его яркий образ, стоит добавить, что он был большой любитель бить ногами беспечных голубей на площадях, материть преподавателей в лицо, орать на людей в общественном транспорте, смачно отрыгивать и бздеть где ни попадя. И при этом всегда ходил в бабочке, солидном костюме и с портфелем, поминутно расчёсывая свою академическую бородку.
Лось тоже был моим корифаном. Напиваясь в дым, он любезно называл меня «Витенька» и целовал в макушку. Я отвечал ему тем же, величая «Гариком».
Именно этот милый субъект вышел, услышав боевой клич Халы, неумолимо приближался к нашим стеклянным сокровищам.
— Что, бухать будем? — без предисловия начал Лось. — Подождите, у меня тоже есть бутылок десять…
Развернувшись, и взяв слишком резкий старт, он оглушительно пёрнул и помчался к себе в комнату. Мы приуныли.
— Придётся серьёзно заквасить, — подвёл черту Хала, — а жаль — я домой завтра собирался…
Меня замутило не на шутку, и я промолчал, давая понять, что мне сейчас не до словопрений.
Спустя полчаса, наша троица, с двадцатью рублями в кармане, ехала в тачке к пивбару на улице Воровского. По пути Хала тихонько убеждал меня не платить водиле рубль, а нагло смыться. Я пообещал, что сделаем это на обратном пути, когда мне не будет так худо. Лось, сидя на переднем сиденье, втыкал раскалённые иглы в мою студенческую совесть, перечисляя пары, которые мы пропустим сегодня и завтра. С особым смаком он описывал сложнейшие лабораторные работы, так необходимые для получения различных зачётов. Серёгу Халтурина мало волновал тонкий и прекрасный мир физики, и он заявил, что завтра хоть потоп, а он домой. «Это твоя несбыточная мечта», — сказал Лось, и все невесело рассмеялись. Мы скоро подъехали к бару и, расплатившись с водителем, торопливо спустились в знаменитейший в нашей среде погребок на улице Воровского, известный среди выпивающей молодёжи под названием «Воры». С ударением на последний слог.
Здесь было очень дымно, и воняло нехорошим пивом. В этот утренний час народу было немного. Публика выглядела сурово и однообразно — все с дикого похмелья. И у всех денег кот наплакал.
Мы выбрали столик почище, и расселись, в ожидании официанта. Несмотря на довольно высокие цены, этот пивбар никогда не отличался ни хорошим пивом ни быстрым обслуживанием. Но пиво в нём было всегда. Поэтому, как отделение утренней реанимации, он имел солидную репутацию, и особо качать права здесь не следовало.
Через пятнадцать минут бесплодного ожидания, я не выдержал, и вопреки местным обычаям, попытался довольно громко подозвать официанта. Тщетно. Глас вопиющего в пустыне. Хала ткнул меня в бок локтём — сиди, мол, не рыпайся. И действительно, через пять минут мерзкий халдей заметил наши голодные глаза, и соизволил подойти.
— Шесть пива, — начал было Хала, но, посмотрев на меня, смутился, и сказал уже твёрже:
— Двенадцать пива, и этой вашей…закуски.
— Закуски, если можно, поменьше, — начал буреть Лось.
Официант заученным голосом ответил:
— На каждые две кружки положена порция закуски. И исчез.
Ох уж мне этот мягкий сухой закон! Очередной дядя, доползший буквально по трупам своих предшественников до кресла начальника страны, вдруг решил, что народ многовато употребляет горючей жидкости. И нате, получите — водку по карточкам, тридцатиметровые очереди с милицейскими нарядами. По одной бутылке шампанского в руки под Новый Год. Ну, и закуску под каждые две кружки безбожно разбавленного пива.
Обсудив эту больную проблему, мы закурили по едкой «Беломорине». Тут же всей тяжестью и зловонием на меня снова навалился утренний будун. О, эти самые тяжёлые минуты ожидания, как верно подметил Венечка! Или как иронично написал мудрый доктор Чехов:
«Лучше пять часов прождать поезда на морозе, чем пять минут ожидать выпивки с похмелья».
Наконец пиво, с обильной неестественной пеной, было на столе. Воцарилось величественное молчание, нарушаемое лишь причмокиванием и звуками судорожно проглатываемой влаги. Не знаю, что в это время чувствовали мои друзья, но, вонзившиеся в организм после первых глотков, ощущения были испытаны мной не впервые. Ситуация стандартная — жесточайшее похмелье, отягощённое продолжительным ожиданием и нечистой совестью. В моём первом огромном глотке были собраны все мои утренние страдания, и мне пришлось пережить их вновь. Где-то в дремлющей пустоте вен ожил и залихорадил неровный пульс…. Второй, более спокойный глоток — момент очищения и прозрений. Окружающий мир стал принимать более отчётливые очертания. Целесообразности и чёткости в нём стало гораздо больше. После пятого глотка обычно у меня перестаёт ныть сердце. И, наконец, первая выпитая кружка восстанавливает прерывистое дыхание до нормы и можно спокойно, уже с наслаждением, закурить.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу