Эд Макбейн - Кошечка в сапожках

— Фильм?

— Да. Негативы. Или рабочие материалы. Фильм.

— Нет, извините, — произнесла Бетси, — хотите еще джулеп?

Филиппа Донелли приготовила ему мартини. Она тоже была рада познакомиться с продюсером фильма, в котором снималась. Это была высокая, гибкая двадцатисемилетняя блондинка, с грудью, как у Кэрол Ченнинг, и ртом, как у Долли Партон. Когда она открыла дверь, на ней были кимоно и босоножки на высоком каблуке. Первое, что она ему предложила, было мартини. Он подозревал, что если их свидание затянется, она может предложить ему также солнце, луну и звезды, если только он согласится принять столь щедрые дары в обмен на обещание работы в будущем. Но Генри думал сейчас только о деле.

Она также перечислила всех занятых в фильме, всех этих мерзавцев, за которыми ему придется охотиться в Тампе, если здесь ничего не получится.

Она тоже сказала, что работать с Конни Реддинг было просто счастьем.

— Там были сцены, где я должна была делать это с ней, а это может быть неудобно и даже неприятно, если только ты не лесбиянка, а я, кстати, нет. Но она такая сладкая… Я буквально… все было настоящим удовольствием.

Он спросил, знает ли она кого-нибудь по имени Маргарет Диль.

Она ответила, что не знает.

После второго мартини он спросил, не говорила ли Прю, где она хранит отснятые пленки. Филиппа сидела на кушетке, задрав ногу на подлокотник, покачивая босоножкой, кимоно словно бы невзначай распахнулось, открыв треугольник волос, немного темнее, чем на голове.

— Я думаю, она работала с ними в студии «Энвил», — сказала Филиппа, — это то место, где ее убили, насколько мне известно.

— Да, — согласился Генри, — но фильма там нет.

— А где же он тогда может быть? — спросила Филиппа.

— Не знаю. Я надеялся, что, возможно, вы знаете.

— Нет, я тоже не знаю, — сказала Филиппа, — и надеюсь, что он не потерялся. Как вы думаете, он не мог потеряться? Потому что у нас действительно здорово получилось. Там есть одна сцена, где Джейк меня сзади, а я сверху на Роне…

Рону Стерлингу было двадцать лет.

Он мечтал стать кинозвездой.

Он сказал Генри, что может стать вторым Томом Крузом. Или Шоном Пенном. Или Джаддом Нельсоном. Или Эмилио Эстевесом.

Генри никогда ни о ком из них не слыхал.

Он сказал Генри, что работа в «Кошечке в сапожках» явилась для него приятным и полезным опытом, особенно сцены, где он был занят с Конни Реддинг, хотя большинство ее основных сцен были, конечно, с Джейком. Он высказал пожелание, что если Генри в качестве продюсера будет редактировать фильм, то следует немного увеличить метраж за счет сцен, где он был занят, чтобы показать некоторые из действительно замечательных кадров, в которых он играл с Конни. Потому что он стремится сделать карьеру романтического героя вроде Роба Лоу, о котором Генри, впрочем, тоже никогда не слышал. Кто это все такие?

И Стерлинг не зная, где фильм.

Он думал, что Прю могла хранить его в студии «Энвил», где монтировала фильм.

— Она — законченная стерва, — сказал он, — как долго, она думает, у человека может сохраняться эрекция?

Таким образом, в пять часов вечера после разговора с одним человеком вчера и еще с тремя сегодня Генри влез в «форд», взятый напрокат, нашел телефон-автомат в торговом центре — интересно, какого черта в Калузе так мало телефонов-автоматов, у них что, люди никуда не звонят с улицы? — снова набрал номер Берджеса Диля, и снова он оказался занят.

Пока он ехал по 41-му шоссе в сторону Тимукуэн-Пойнт-роуд, он пришел к выводу, что Констанс Реддинг и Маргарет Диль — одно и то же лицо. Иначе были бы чеки, выписанные на имя Констанс Реддинг. Это скорее всего псевдоним, под которым она снималась в фильме. Но чеки на псевдоним трудно обратить в наличные, поэтому их и выписывали на ее подлинное имя, — Маргарет Диль, не исключено, была связана с Берджесом Дилем (он был указан в телефонном справочнике), чей адрес — Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755.

Или не связана.

В любом случае, подумал Генри, приятная поездка за город не повредит в такой день.

— Ты что, язык проглотила? — спросил он.

Она не ответила. Лежала в своем углу — голая, если не считать сапог.

— Все равно, — сказал он, — что ты сделала со своим языком.

У нее широко раскрылись глаза.

— Никогда не знал, что ты так талантлива, Кошечка.

В сыром холодном помещении тишина.

— Конечно, теперь все это позади, да? Ты никогда ничего подобного не сделаешь, правда?

Молчание.

— Я думал отвезти тебя в Энанберг утром на Рождество и кинуть там на обочине. Думаю, это тебе понравилось бы, Кошечка? Вышвырнуть тебя, как обычную уличную девку, может быть, даже повесить тебе на шею табличку. Как ты думаешь, я так согрешил бы перед Богом? Скажи мне, что ты об этом думаешь?