Дэшил Хэммет - Проклятие Дейнов

Дверь в дом Леггета, да и то после второго звонка, нам открыл Оуэн Фицстивен. Никакой сонливости в его глазах не было: если жизнь казалась ему интересной, они всегда возбужденно поблескивали. Зная, какие события могут его заинтересовать, я понял — случилось что-то необычное.

— Где это вас так? — спросил он, оглядывая нашу одежду, окровавленную физиономию Коллинсона и царапину на щеке Габриэлы.

— Автомобильная авария, — ответил я. — Ничего серьезного. А куда делись остальные?

— Остальные, — сказал он с особым нажимом, — наверху в лаборатории, — и, обращаясь ко мне, добавил: — Отойдем-ка в сторону.

Я бросил Коллинсона и девушку у дверей в прихожей и прошел за Фицстивеном к лестнице. Он наклонился ко мне и шепнул на ухо:

— Леггет покончил с собой.

Я был скорее раздосадован, чем удивлен.

— Где он? — спросил я.

— В лаборатории. Там же мисс Леггет и полиция. Застрелился полчаса назад.

— Мы поднимаемся наверх все вместе, — сказал я.

— А есть нужда тащить туда Габриэлу? — спросил он.

— Есть, — раздраженно ответил я. — Ей, скорее всего, придется несладко, но сейчас она приняла наркотик и в таком состоянии легче перенесет удар. — Я повернулся к Коллинсону: — Пойдемте в лабораторию.

Оставив Фицстивена, чтобы он помог Коллинсону вести девушку, я отправился на третий этаж первым. В лаборатории было шесть человек: у дверей стоял высокий рыжеусый полицейский в форме; в дальнем конце комнаты, ссутулившись на стуле и прижав к глазам платок, тихонько всхлипывала миссис Леггет; у одного из окон О'Гар и Редди бок о бок склонились над пачкой листков, которые сержант держал в толстых лапах; у цинкового стола, крутя в руке пенсне на черной ленточке, стоял щеголеватый человек с землистым лицом, в темном костюме, а за столом, раскинув руки и навалившись плечами и головой на столешницу, сидел Эдгар Леггет.

Когда я вошел, О'Гар и Редди оторвались от бумажек.

Шагая к ним мимо стола, я увидел кровь, маленький черный пистолет рядом с рукой Леггета и семь неоправленных бриллиантов у его головы.

— Нате, взгляните, — сказал О'Гар и протянул мне из пачки четыре плотных белых листка, исписанных мелким, ровным и ясным почерком. Я было начал с интересом читать, но тут в дверях появились Фицстивен и Коллинсон с Габриэлой Леггет.

Коллинсон бросил взгляд на Леггета. Его лицо побелело, и он тут же загородил мертвеца от девушки своим крупным телом.

— Входите, — пригласил я.

— Мисс Леггет здесь не место, — резко сказал Коллинсон, собираясь увести ее.

— Нам нужны все до одного, — бросил я О'Гару. Тот кивнул круглой головой полицейскому. Полицейский положил на плечо Коллинсона руку и сказал:

— Придется войти обоим.

Фицстивен поставил для девушки стул у дальнего окна. Она села и окинула комнату — труп, миссис Леггет, всех нас — мутным, но уже не совсем бессмысленным взглядом. Коллинсон встал с ней рядом, свирепо уставившись на меня. Миссис Леггет даже не отняла от лица платок.

— Прочтем письмо вслух, — громко, чтобы слышали все, сказал я О'Гару.

Он прищурился, помялся и протянул мне остальные листки.

— Ну что ж, справедливо. Тогда сами и читайте.

Я начал:

Мое настоящее имя — Морис Пьер де Мейен. Родился я шестого марта 1883 года во Франции, в городке Фекан, департамент Приморская Сена, но образование получил главным образом в Англии. В 1903 году я приехал в Париж изучать живопись и четыре года спустя познакомился с Алисой и Лили Дейн, дочками покойного офицера британского флота. Еще через год я женился на Лили, и в 1909 году у нас родилась Габриэла.

Вскоре после свадьбы я понял, что совершил ужасную ошибку — на самом деле я люблю не Лили, а Алису. Пока Габриэле не исполнилось пяти лет, то есть в самом трудном для детей возрасте, я хранил свои чувства в тайне, затем признался во всем жене и попросил развода. Она мне отказала.

Шестого июня 1913 года я убил Лили и уехал с Алисой и Габриэлой в Лондон, где меня вскоре арестовали, перевезли в Париж, судили и приговорили к пожизненному заключению на островах Салю. Алису тоже привлекли к суду, но оправдали, поскольку она не участвовала в убийстве, не знала о нем заранее, а в Лондон поехала со мной только ради Габриэлы, которую любила. Материалы дела находятся в Париже.

В 1918 году с другим заключенным по имени Жак Лабо я сбежал с островов, уплыл на хлипком самодельном плоту. Сколько дней нас носило по океану, сколько дней в конце путешествия мы сидели почти без воды и пищи, я не могу сказать, мы оба потеряли счет времени. Лабо не выдержал испытаний и умер. Он умер от голода и жары. Никто его не убивал. Если бы я и захотел, у меня не было сил убить даже самую слабую Божью тварь. Но после смерти Лабо еды на одного мне кое-как хватало, а потом плот прибило к берегу Гольфо-Тристе.