Дэшил Хэммет - Проклятие Дейнов

— Устраивайся в машине и следи за дверью, — велел я ему. А Коллинсону сказал: — Мы с вами идем туда. Разговаривать позвольте мне.

Когда мы подошли к двери Храма, мне пришлось, предупредить его:

— Постарайтесь не дышать так шумно. Может быть, все обойдется.

Я позвонил.

Дверь открылась немедленно: за ней стояла широкоплечая мясистая женщина лет пятидесяти. На добрых десять сантиметров выше меня — а во мне метр шестьдесят восемь. Лицо в мешочках и припухлостях, но ни в глазах, ни в губах — никакой мягкости и дряблости. Ее длинная верхняя губа была выбрита. Черное, очень черное платье закрывало ее тело от подбородка и мочек до самых ступней.

— Мы хотим видеть мисс Легтет, — сказал я.

Она сделала вид, что не понимает.

— Мы хотим видеть мисс Леггет, — повторил я, — мисс Габриэлу Леггет.

— Не знаю. — Говорила она басом. — Хорошо, войдите.

Без особого радушия она провела нас в маленькую сумрачную приемную, прилегавшую к вестибюлю, велела ждать и ушла.

— Кто этот тяжеловоз? — спросил я Коллинсона.

Он сказал, что не знает ее. Ему не сиделось на месте. Я сел. Опущенные шторы пропускали мало света, и я не видел комнату целиком, но ковер был толстый и мягкий, а мебель, насколько мне удалось разглядеть, тяготела скорее к роскоши, чем к строгости.

Если не считать шагов Коллинсона, в доме не раздавалось ни звука. Я взглянул на открытую дверь и увидел, что за нами наблюдают. Там стоял мальчик лет двенадцати или тринадцати и смотрел на нас большими темными глазами, будто светившимися в полутьме. Я сказал:

— Привет.

Коллинсон рывком обернулся на мой голос.

Мальчик ничего не ответил. Целую минуту он смотрел на меня не мигая, бессмысленным, совершенно обескураживающим взглядом, какой бывает только у детей, потом повернулся и ушел так же бесшумно, как появился.

— Кто он? — спросил я у Коллинсона.

— Наверное, Мануэль, сын Холдорнов. Я его раньше не видел.

Коллинсон расхаживал по комнате. Я сидел и смотрел в дверь. Наконец там появилась женщина и, ступая бесшумно по толстому ковру, вошла в приемную. Она была высокая, грациозная; ее темные глаза, казалось, тоже испускают свет, как у мальчика. Больше я пока ничего не мог разглядеть.

Я встал. Женщина обратилась к Коллинсону:

— Здравствуйте. Мистер Коллинсон, если я не ошиблась? — Более музыкального голоса я не слыхивал.

Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее «миссис Холдорн». Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца, Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.

Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкового оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота, будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы — а губы эти стоили отдельного разговора — казались не плотью, а удачной имитацией плоти — мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:

— Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.

Она с любопытством спросила:

— Почему вы думаете, что она здесь?

— Это ведь не так важно, правда? — быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. — Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.

— Не думаю, что это удастся, — медленно ответила она. — Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности — от общества.

— Очень жаль, — сказал я, — но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.

— Это необходимо?

— Да.

Поколебавшись, она сказала:

— Хорошо, я узнаю. — Затем извинилась и покинула нас.

— Я не прочь и сам тут поселиться, — сказал я Коллинсону.

Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.

— Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, — сказал он.

Я ответил, что это меня огорчит.

Вернулась Арония Холдорн.

— Мне, право, очень жаль, — сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, — но мисс Леггет не хочет вас видеть.