— Очень жаль, — сказал я, — но нам придется ее увидеть.
Она выпрямилась, и улыбка исчезла.
— Простите?
— Нам придется ее увидеть, — повторил я как можно дружелюбнее. — Это необходимо, я вам объяснил.
— Извините. — Даже холодность не могла испортить ее прекрасный голос. — Вы не можете ее видеть.
Я сказал:
— Мисс Леггет, как вам, вероятно, известно, — важный свидетель по делу о краже и убийстве. Нам надо ее видеть. Если вас это устраивает больше, я готов подождать полчаса, пока сюда придет полицейский со всеми полномочиями, которые вы сочтете необходимыми. И мы с ней увидимся.
Коллинсон произнес что-то невнятное, но похожее на извинения.
Арония Холдорн ответила незначительнейшим поклоном.
— Можете поступать как вам угодно, — холодно сказала она. — Я не согласна, чтобы вы беспокоили мисс Леггет против ее желания, и, если речь идет о моем разрешении, я вам его не даю. Если же вы настаиваете, помешать вам я не могу.
— Спасибо. Где она?
— Ее комната на пятом этаже, первая от лестницы, слева. — Она опять слегка наклонила голову и ушла.
Коллинсон взял меня под руку и забормотал:
— Не знаю, стоит ли мне… стоит ли нам идти. Габриэле это не понравится. Она не…
— Вы как хотите, — проворчал я, — а я иду. Ей это может не понравиться, но мне тоже не нравится, что люди прячутся, когда я хочу спросить их о пропавших бриллиантах.
Он нахмурился, пожевал губами, сделал несчастное лицо, но со мной пошел. Мы отыскали лифт, поднялись на пятый этаж и по пурпурному ковру подошли к первой двери слева. Я постучал. Ответа не было. Я постучал снова, громче.
В комнате послышался голос. Вероятнее всего, женский, но мог принадлежать кому угодно. Он звучал настолько слабо, что мы не разобрали слов, и как бы придушенно — даже нельзя было понять, кто говорит. Я толкнул Коллинсона локтем и приказал:
— Позовите ее.
Он оттянул воротничок пальцем и прохрипел:
— Габи, это я, Эрик.
Ответа все равно не последовало. Я опять постучал:
— Откройте дверь.
Внутри что-то произнесли, я ничего не понял. Я снова крикнул и постучал. В коридоре открылась дверь, и высунулся старик с бледным лицом и жидкими волосами:
— Что происходит?
— Не ваше дело, — сказал я и опять постучал в дверь.
Голос внутри стал громче, мы уже слышали в нем жалобу, но слов по-прежнему разобрать не могли. Я повертел ручку, и оказалось, что дверь не заперта. Я еще погремел ручкой и приоткрыл дверь сантиметра на два. Голос стал более внятным. Я услышал мягкие шаги. Я услышал сдавленный всхлип. Я распахнул дверь.
Эрик Коллинсон издал горлом странный звук — будто где-то очень далеко кто-то душераздирающе кричал.
Габриэла Леггет стояла у кровати, держась одной рукой за белую спинку, и покачивалась. Она была белая как мел. Глаза, тусклые, без белков, смотрели в пустоту, а маленький лоб был наморщен. Казалось, она видит что-то впереди и пытается понять, что это. На ней был один желтый чулок, коричневая бархатная юбка, в которой она явно спала, и желтая рубашка. На полу валялись коричневые туфли, другой чулок, коричневая с золотом блузка, коричневый жакет и желто-коричневая шляпа.
Все остальное в комнате было белое: белые обои на стенах, белый потолок, крашенные белой эмалью стулья, кровать, двери, оконные рамы, даже телефон; белый войлок на полу. Мебель была не больничная, такую видимость ей придавала белая краска. В комнате было два окна и кроме той двери, которую я открыл, еще две. Левая вела в ванную, правая — в маленькую гардеробную.
Я втолкнул Коллинсона в комнату, вошел за ним и закрыл дверь. Ключа в ней не было, и скважины не было, и каких-либо признаков замка. Коллинсон глазел на девушку, раскрыв рот, и лицо у него стало такое же бессмысленное, как у нее, — разве только ужаса больше. Она прислонилась к спинке кровати и темными одурманенными глазами смотрела в никуда.
Я обнял ее одной рукой и усадил на кровать, а Коллинсону сказал:
— Соберите ее вещи. — Мне пришлось сказать это дважды, прежде чем он вышел из столбняка.
Коллинсон подал мне вещи, и я стал одевать ее. Он вцепился пальцами мне в плечо и запротестовал — таким тоном, будто я запустил лапу в церковную кружку:
— Нет! Нельзя же…
— Какого черта? — сказал я, оттолкнув его руку. — Хотите — одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
— Нет, нет! Как я могу… — И, не закончив, отошел к окну.
— Она предупреждала меня, что вы идиот, — сказал я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричневую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы было как от манекена, но, по крайней мере, она не сопротивлялась, когда я ее вертел, и сидела как посадили.
Читать дальше