Бретт Холлидей - Предсмертное признание

Шейн резко обернулся.

— Вас это удивило?

— Не особенно, — покачал головой Каннингем. — Я уже говорил вчера вечером — когда он не пришел на обед, я сразу подумал, что с ним что-то случилось. А где его дневник?

— Вам все еще не дает покоя этот дневник… Вам и миссис Мередит, и всему клану Хоули, и Гастингсу, и Симсу… а может быть, и Джоэлу Кроссу. — Шейн снова повернулся к двери и вышел из номера, плотно прикрыв дверь за собой.

Спустившись в вестибюль, он повернул у стойки портье налево, прошел по коридору до двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и коротко постучав, вошел. За широким пустым столом, развалившись в кресле, сидел Курт Дэвис, куря сигарету в длинном мундштуке. Он совсем не походил на детектива отеля, но Шейн знал, что администрация фешенебельных гостиниц обычно добивается именно такого эффекта.

— Привет, Майк, — поздоровался Дэвис. — Работаешь?

— Да вроде того. — Шейн придвинул стул и сел. — Слушай, ты не мог бы узнать для меня адрес миссис Мередит из 1200-А?

— Могу, но только тот, который она сама вписала в регистрационную книгу.

Шейн кивнул.

— Я и не жду, что это будет документ, заверенный нотариусом.

Дэвис нажал на кнопку селектора, что-то тихо проговорил в микрофон и посмотрел на Шейна.

— Есть какие-нибудь сведения о ней, которые могли бы нам пригодиться?

— Не думаю… — Шейн помедлил. — Ты можешь присмотреть за парнем, которого она сейчас развлекает в своем номере? Разумеется, помимо некоего Майка Шейна.

— Конечно, — с готовностью согласился Дэвис.

— Она замешана в деле, над которым я сейчас работаю, но не знаю, насколько глубоко. Если что-нибудь выяснится, дам знать.

— Да уж, Майк, сделай одолжение. — Дэвис нажал на клавишу загудевшего селектора. — Да?

Шейн достал записную книжку и карандаш, под диктовку Дэвиса записал чикагский адрес Мередитов, поблагодарил его и, выйдя из кабинета, направился к телеграфу в вестибюле отеля, где сочинил послание на имя мистера Теодора Мередита, гласившее: «События принимают опасный оборот. Требуется твое немедленное присутствие. За мной следят. Срочно пришли ответ, но не в отель, а по…» — Указав в качестве обратного адреса название своего отеля, Шейн подписался именем «Мэти» и заплатил наличными за срочную отправку.

Войдя через двадцать минут в свой отель, он торопливо направился к стойке и обратился к портье:

— Дик, пожалуйста, обратите внимание: сюда могут прислать телеграмму из Чикаго на имя миссис Теодор Мередит… или миссис Мэти Мередит. На самом деле — это для меня. Проследите, чтобы ее доставили ко мне в номер.

— Обязательно, мистер Шейн. — Дик что-то записал на листке бумаги и с заговорщической улыбкой спросил: — Работаете над крупным делом?

— Очень может быть, — коротко ответил Шейн и вошел в лифт.

Лифтер нажал на кнопку второго этажа и повернулся к нему.

— Мистер Шейн, минут десять назад какой-то джентльмен спрашивал номер вашей квартиры. Я сказал, что, скорее всего, вас нет дома, но он все равно вышел на втором этаже. Я не заметил, чтобы он спускался.

— Возможно, они уже развлекаются на всю катушку. — Шейн весело присвистнул и вышел из лифта, на ходу доставая ключи.

Из щели под дверью пробивалась полоска света. Шейн постучал и подождал секунду. Не получив ответа, он вставил ключ в замок и рывком распахнул дверь.

В самом центре ярко освещенной комнаты на полу лежало распростертое тело Беатрис Мини.

Подскочив к девушке, Шейн опустился на колени и попытался нащупать ее пульс, хотя и не сомневался, что она уже мертва. Пульса не было, но тело еще не успело остыть, и он понял, что смерть наступила совсем недавно.

Нахмурившись, Шейн поднялся, перешагнув через труп, подошел к телефону и продиктовал телефонистке номер Уилла Джентри. Когда в трубке послышался хриплый голос начальника полиции, он сказал:

— Уилл, у меня в квартире убита женщина. Беатрис Мини.

Джентри не стал терять времени на расспросы по телефону.

— Никуда не уходи, Майк, — приказал он и дал отбой.

Шейн медленно положил трубку на рычаг и, повернувшись, посмотрел на Беатрис.

Застывшие глаза девушки остекленели, слегка высунутый язык приобрел синеватый оттенок, а голова была повернута под таким неестественным углом, что сразу становилось ясно — у нее сломана шея. Теперь она совсем не походила на юную алкоголичку — тонкое изящное лицо огрубело и приобрело встревоженное выражение, словно она не могла понять, как с ней могло такое случиться.