Боб Джадд - Финикс. Трасса смерти

— Ты думаешь, они нас ищут?

— Ну конечно. Может быть, они хотят нас спасти. А может, просто хотят убедиться, что мы погибли.

Мы поплыли дальше. Лицо Салли, которая плыла рядом — в нескольких дюймах от меня, — напоминало белое расплывчатое пятно в темноте. Подчиняясь общему порыву, мы приблизились друг к другу и поцеловались, а затем вновь повернули к далекому берегу, черневшему в конце длинной тени, отбрасываемой пристанью.

Свет и гул, раздавшийся в конце причала, стали ослабевать. Мы плыли в размеренном темпе, стараясь производить как можно меньше шума. Там, в конце причала, все были заняты своим делом, но и здесь тоже кто-то мог искать и прислушиваться.

— Фу, — произнесла Салли.

— Что такое?

— Не знаю — похоже на дерьмо.

Наконец мы добрались до берега, если так можно назвать илистые, поросшие морскими водорослями сваи, и осторожно подплыли к концу пирса, где в свете огней морской базы было видно пристань и мерцающую зелеными блестками воду.

— Здесь есть лестница, — сказал я. — Если держаться в ее тени, нас не будет видно.

— Еще чего — там-то и собирается вся грязь. Ты знаешь, что мне особенно не по душе, Форрест?

— Гороховое масло и сандвичи с хреном?

— Нет, плавать вместе с тобой.

Мы находились в нескольких дюймах от берега, стараясь держаться тихо и оставаться незаметными. Было холодно, в воде плавала какая-то дрянь, но мы не могли разобрать, на что все время наталкивались. Время от времени накатывалась небольшая волна, подталкивая нас к покрытым тиной сваям пристани. Здесь, под краем пирса, тянувшимся вдоль залива, было спокойнее — мы находились в укрытии, нам не приходилось прятаться в узкой полоске тени.

Среди свай водились крысы. Мы не видели их, но слышали писк и визг — по-видимому, они были голодны. Что-то плюхнулось в воду возле меня, думаю, это была крыса: мне показалось даже, что она задела меня хвостом по руке. Но я не был уверен — возможно, это был плод моего воображения. Я всегда питал к отвращением к крысам.

— Боже, Форрест! Что это было такое?

— Я думаю, морская белка.

Мы немного отдохнули под пристанью, пользуясь ею как укрытием. С пирса спускалась лестница прямо в воду. Мы старались держаться за нее с затемненной стороны, но понимали, что все равно рискуем.

— Форрест, ты помнишь, как тащил меня от того озерка?

— Ну разумеется, я помню все — ты была как пушинка.

— Я совсем не пушинка — во мне сто тридцать два фунта, но это было действительно очень благородно с твоей стороны. Я знаю, что вела себя как свинья, но я была так напугана. Не хочу извиняться, но мне так неловко, что я не поблагодарила тебя. — Последовала пауза. — И я хочу сказать, что я на самом деле очень благодарна. Спасибо, Форрест. — Она легонько поцеловала меня в щеку.

— Очень рад.

— Но я не влюблена в тебя.

— Тебе обязательно говорить мне это именно сейчас? Может быть, с этим можно подождать?

— Чего ждать? Ты мне нравишься. И между нами существуют близкие отношения, — нам нет нужды притворяться или кого-то изображать из себя. Но и ты ведь не влюблен в меня?

— Ну, иногда я ощущаю некоторые приступы любви.

— Приступы? Постой. — Она поплыла к другому краю пирса, и я поплыл вслед за ней. — Нам еще далеко плыть?

— Трудно сказать. Думаю, мы миновали восемь или девять причалов. Может быть, осталось еще четыре.

На другой стороне пирса была еще одна лестница, ближняя от берега. Салли остановилась и ухватилась за перила. Ее силуэт выделялся на фоне зеленой поверхности моря, мокрые волосы спадали по обе стороны лица до самых плеч.

— Значит, ты не любишь меня? — спросила она, обняв меня за шею. Волны поднимались и опадали, то прижимая нас друг к другу, то разъединяя.

— Я сам не знаю, Салли. Это нелегко объяснить. Ты такая славная — красивая, сексуальная и такая мужественная. Меня очень тянет к тебе. Правда, между нами есть что-то общее, какая-то связь, будто мы высечены из одного камня. Я не помню, кто из нас первый об этом сказал, но это действительно так. И в то же время не знаю — есть ли у меня вообще сердце, может быть, вместо него — камень.

— Какая чепуха, — сказала она, — у тебя большое сердце, только ты настолько глуп, что не знаешь, где оно находится.

— Говорю тебе, мне самому трудно понять свои чувства. Если это любовь, то ты первая почувствуешь. А сейчас мне просто холодно — не пора ли нам двигаться?

— Но ведь ты и так все время в движении, никогда не останавливаешься, ни к чему не привязываешься.