Боб Джадд - Финикс. Трасса смерти

— Ты полагаешь, что ей больше подходит пьянчуга адвокат?

Он минуту смотрел на меня, но потом решил оставить эту тему.

— О, я и не мечтал о том, что мы с Салли когда-нибудь снова сойдемся. Единственное, что мы можем теперь, — это без конца ссориться. Эта чертова женщина никак не может меня простить. Она рассказывала тебе, что произошло? Как меня подставили?

— Она упоминала об этой истории, но не вдавалась в подробности.

— Мне не повезло. — Осушив свой бокал, он вытащил из него кубики льда и бросил вниз. Они летели несколько секунд, а затем разбились вдребезги об асфальт парковочной площадки. — Слушай, ты действительно ничего не хочешь выпить, кроме этого отвратительного пойла?

Вернувшись из бара, он стал рассказывать:

— Это был мой первый офис после окончания юридического факультета. Меррилл устроил меня на работу в фирме, занимавшейся делами о разводах. В Финиксе развод стал чем-то вроде национального спорта, и на этих делах можно было сделать немалые деньги, если, конечно, умеешь разбираться в человеческой натуре. Итак, я успешно провел несколько дел, и вот сижу я однажды в своей конторе, довольный собой. И тут входит некая миссис Хэйуорд — безо всякого вызова — и закрывает за собой дверь. Она слегка всплакнула — не сильно, а так, немножко, так как обладала мужественным характером. Она была примерно моего возраста — что-то около двадцати шести. Вообрази еще: длинные рыжие волосы до плеч, зеленые глаза, светлая кожа и изящные черты лица. — Бобби провел руками по своему лицу, чтобы лучше передать мне впечатление об очаровании миссис Хэйуорд. — Природа щедро наделила ее божественной фигурой, красивыми руками, лодыжками и такими потрясающими сиськами, каких я никогда не встречал, хотя немало в своей жизни пошарил под блузками дам. И вот она наклонилась над моим столом, и ее зеленые глаза взглянули на меня в упор. Она сказала:

— О, мистер Робертс, мне так стыдно.

Бобби потянулся, вздохнул, глотнул еще джина с тоником и улыбнулся мне как старый товарищ.

— Ну, сам понимаешь — мне было тогда двадцать шесть, я был здоров как бык, что мне еще нужно было. Я ничего не подозревал. Она рассказала мне, что ее муж, который намного старше, постоянно в отъезде, и она просто не знает, что ей делать. Она думала о разводе, но не могла на это решиться, потому что муж ей всегда нравился. Она сказала, что не ждет понимания с моей стороны, так как ни один мужчина не может понять, через какие муки она прошла. У меня тотчас подскочил член. Казалось, он готов был громогласно заявить: «Я понимаю, очень даже понимаю!»

Потом она попросила меня подойти с ней к окошку, показала в сторону Скоттсдэйла, сказав, что там находится ее дом и что ей совершенно не хочется возвращаться туда, потому что дом ее всегда пуст, и она так одинока, потому что у нее нет знакомых в Финиксе. Ее грудь прижалась к моему плечу, она положила руку ко мне на грудь. Я помню, на мне был тогда этот проклятый галстук. Она говорила мне, что до сих пор никогда ни о чем не просила ни одного мужчину. А затем положила мою руку к себе на грудь, а на ней было платье из тонкой ткани и не было бюстгалтера. Боже, я ничего не мог с собой поделать. А она мне шептала: «Пожалуйста, возьми меня, пожалуйста», — и мне казалось, что я счастливейший человек на свете. И не успел я опомниться, как она уже лежала на новом голубом ковре, расставив ноги, и протягивала мне свои руки. Совершенно обезумевший, я бросился на нее, сразу же вошел внутрь этой восхитительной женщины. Мы тут же набрали нужный темп, а она все время шептала мне на ухо: «Еще раз дорогой, еще раз». Так что я не услышал, когда открылась дверь, и даже не поднял голову, пока не почувствовал резкий удар в бок мыском дамской туфли — женщины носили тогда туфли с острыми мысами. Салли яростно пинала меня ногами под ребра и в грудь, пока я пытался встать, и орала на меня: «Ты, мерзкий ублюдок, паршивый кобель!»

Я помню, мне показалось забавным, что она так меня называет, потому что я ведь действительно не знал своих родителей. Но нельзя сказать, чтобы все это было так уж забавно. Салли удалилась, прежде чем я успел вымолвить хотя бы одно слово, хотя, право, я даже не знаю, что я бы мог сказать.

— А ты звонил ей, пытался поговорить с ней?

— Да, конечно, черт побери. Она жила тогда у себя дома, и каждый раз, когда я звонил, к телефону подходил Меррилл и говорил, что сожалеет, но она не хочет разговаривать со мной. А потом я узнал, что она уехала в Рим на полгода или год, и Меррилл сказал мне, что поскольку моя репутация среди юристов по бракоразводным процессам пошатнулась из-за этого случая и все говорят о том, что я совокуплялся с некой леди в собственном офисе, то, может быть, лучшим выходом для меня было бы уехать на время. Он сказал, что у него кое-что есть в Сан-Диего, он даст мне денег и поможет открыть собственное дело и создать фирму, и что у него найдется, чем загрузить меня по уши.