Боб Джадд - Финикс. Трасса смерти

— Не знал этого, — сказал я.

— Да ты не знал и не знаешь до сих пор. Тебе нравится верить во всю эту техническую галиматью. Компьютеры и как ты еще там говоришь — «плавное включение»? Ты веришь в эту высокотехнологическую белиберду, потому что не можешь обеими руками найти, где у тебя сердце. Тебе не приходило в голову, что Алистер мог просто быть расстроенным, мог просто слишком быстро гнать машину? Я до сих пор не верю, что Фил погиб в результате несчастного случая. Но другого объяснения нет, ведь так? Нет правдоподобной версии. Я помню, как был расстроен Алистер, когда уходил. Если хочешь винить кого-то, вини меня.

Сьюзен повернулась и посмотрела на меня холодно, как игрок в покер. Я поднялся и обнял ее, а она зарыдала в приступе боли, которую до сих пор сдерживала.

— Ты подонок, Эверс! — выкрикнула она, захлебываясь от слез. — Ты такой тупой, безнадежный негодяй. Ты вправду не пользуешься той дрянью, которую рекламируешь?

За ее плечом в кухонное окно я увидел Джереми, направляющегося к нам. Пора ехать.

На взлетной полосе стоят Грегори Пек и Тревор Говард. На них строгие костюмы 50-х годов, в тонкую полоску и с широкими лацканами, и оба хотят выпить по чашечке крепкого кофе. Сквозь трещины в бетонном покрытии пробивается трава, на крышах ангаров — ржавые дыры, а на заднем плане виднеется старая армейская столовая.

Ветер гуляет вовсю над этим широким полем. Только ветер да еще эти двое мужчин, которые стоят на пустынной взлетной полосе, прислушиваясь к ветру.

Потом слышится глухой шум в отдалении, вот он переходит в грохот, и задрожала земля, когда эскадрильи «Ланкастеров» и «Б-17» заполнили небо над головой, а мы снова оказываемся на земле, где Тревор Говард — тогда еще мальчишка с шестью неделями тренировок в Королевских ВВС за плечами — въезжает в главные ворота на джипе, отдает честь и кричит:

— Где здесь, к чертям собачьим, штаб?

В конце фильма, после того как их закадычные друзья погибают, а война заканчивается, Тревор Говард и Грегори Пек стоят на потрескавшейся и выветренной полосе, бегущей через фермерские кукурузные поля, и ветер раздувает их волосы и шевелит полы пиджаков. Потом они исчезают и остается только взлетная полоса, пересекающая кукурузные плантации, а ветер шевелит кукурузные стебли.

Так, должно быть, все и происходило, когда в 1948 году Ассоциация гонщиков решила использовать старый аэродром бомбардировочной авиации для первых послевоенных гонок «Гран-при» в Британии.

Первая гоночная трасса в Сильверстоуне проходила по краю взлетного поля по старой дороге вдоль периметра аэродрома. На середине она сворачивала на главную взлетную полосу и шла по ней, потом делала U-образный поворот назад, к краю поля. Далее трасса шла по периметру и переходила уже на противоположную сторону поля, чтобы вновь вернуться на главную полосу, только теперь с другого конца. Она доходила до середины поля и делала U-поворот назад к дороге по периметру. В конце этих поворотов Ассоциация установила брезентовые щиты, чтобы уберечь гонщиков от неприятного зрелища на случай, если какая-либо другая машина, участвующая в гонках «Гран-при», вдруг на всей скорости врежется в ограждение. Это была первая в мире попытка уйти от реальной жизни.

С воздуха Сильверстоун по-прежнему выглядит как старый аэродром. А на самой земле приходится тщательно присматриваться, чтобы отыскать следы аэродрома на том месте, которое называется теперь «служебные площадки» «Формулы-1». Но старая взлетная полоса (в сорок восьмом ее называли «Сигрейв» и «Симэн» — в зависимости от того, садишься ли с севера или с юга) все еще цела, как и ангары для бомбардировщиков, которые не попали под снос при строительстве жилья и помещений для участников «Гран-при». По-прежнему в тихий день посреди недели есть что-то такое в открытом пространстве да в бездонном небе, напоминающее, что колыбелью британского «Гран-при» была военная машина.

Я люблю это место. Сильверстоун — это мой родной автодром и сердце британских автогонок. По духу и сути он ближе к Бирмингему, чем к Лондону, и тут целое наслоение исторических пластов, если сумеешь внимательно присмотреться. Ангар «Прямой», как вы догадываетесь, внутри себя вмещал целое скопище бомбардировщиков. Населенные пункты Клаб и Вудкоут были так названы в честь клуба Ассоциации гонщиков в Пэл-Мэл и ее загородного клуба в Вудкоуте и Суррее. Глубже, в лесах между Бекетс-Корнер и Чейпл-Керв лежат развалины часовни Томас-а-Бекет. Ее снесли бульдозером, чтобы очистить трассу для бомбардировщиков. Как говорят в местных пабах, часовня была сооружена, чтобы задобрить семью потомков святого Томаса, заколотого на алтаре Кентерберийского собора в 1179 году. Заговор, к которому вполне мог приложить свою кровавую руку мой предок, Эверард Норфолкский, поскольку король вскоре после этого убийства дал ему половину Норфолка.