Сирил Хейр - Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается

— Ладно, только в будущем постарайся о нем не забывать. — Неожиданно в голосе Анны прозвучали опасные нотки: — Не сомневаюсь, если бы ты мог, то с удовольствием бы это сделал.

Стефан прекрасно знал, что единственный способ поссориться с сестрой — это говорить неприязненно о человеке, которого она выбрала по непонятным для него причинам предметом своей любви и обожания. Более того, он уже засыпал на ходу, и его страшно тянуло лечь в постель. Таким образом, у него были все основания смягчить свой ответ и выпроводить Анну из комнаты как можно скорее. Но какой-то дух противоречия заставил его вместо этого сказать:

— Похоже, у меня не так уж много шансов убедить тебя на его счет, верно?

Роковая ошибка была допущена. Полусонные глаза Анны зажглись в преддверии сражения, ее щеки раскраснелись, подбородок упрямо выдвинулся вперед.

— Ну почему, — начала она, — почему ты все время так отвратительно относишься к Мартину?

Стефан заметил опасность, но было слишком поздно.

— Да нет, ничего такого, — слабо возразил он.

— Да, да, всегда! А если это не так, то почему ты никогда не говоришь мне, что он тебе нравится?

— Но он мне нравится. Не могу же я все время это повторять? Я... Он во многих отношениях меня восхищает. Только...

Это роковое словечко!

— «Только»! Вот именно. Ты всегда это говоришь, когда дело касается Мартина! Только — что, могу я спросить?

Вспыльчивость Стефана поддалась вызову.

— Только я не думаю, что он тот человек, который может сделать тебя счастливой, вот и все.

— Ради бога, не нужно выражаться как монах из викторианских романов! Меня это ни в малейшей степени не устраивает. Почему бы тебе не объяснить, что конкретно ты имеешь в виду?

— Насколько мне кажется, я сказал как раз то, что имел в виду.

— Нет, не сказал. Ты просто намекнул на это. Ты хотел сказать, что считаешь Мартина этим... как это... волокитой?

— Раз уж ты на этом настаиваешь, да.

— Так вот, пойми, пожалуйста, раз и навсегда, что у нас с Мартином нет никаких секретов друг от друга ни по этому предмету, ни по каким-либо иным. Мне безразлично, что там происходило у него в прошлом. Если ты такой отвратительный пуританин, чтобы осуждать того, кто случайно посеял где-то там несколько диких семян, то я не такая.

Фатальная слабость Стефана к стремлению одержать верх в споре подвела его еще раз.

— Проблема с этими людьми, которые повсюду разбрасывают свои дикие семена, — сказал он в своей самой худшей манере высокомерного поучения, — заключается в том, что они склонны оставлять два-три зерна в углах мешка, который ты считаешь пустым. Что ты можешь сама обнаружить в свое время.

— Видимо, ты считаешь это чрезвычайно остроумным замечанием! — с едким сарказмом воскликнула Анна. — Но если ты воображаешь...

С этого мгновения ссора переросла в обычный скандал, когда для его участников уже нет ничего святого, ничего незначительного; все шло в ход, используясь как оружие в борьбе. Давние обиды и мелкие досадные недоразумения, которые хранятся в памяти членов каждой семьи, безжалостно извлекались на свет из недр памяти обеими сторонами. В какой-то момент Стефан напомнил Анне, как годом раньше она позорно испугалась во время прыжков с парашютом с Римпфисчорна, ему в свою очередь указали, как двенадцать лет назад на детском празднике его поймали на мошенничестве за игрой в карты. В другой раз Анна нанесла мощный удар, припомнив роковой проступок своего братца, которым он навлек на их семейство необратимую неприязнь дяди Артура, и Стефан, побелевший от злости при этом запретном воспоминании, ответил тем, что выкопал из могилы допущенную сестрой ужасную бестактность, когда она стала выходить в свет. Битва все больше разгоралась, а постоянное упоминание Мартина только подливало масла в огонь, когда он угрожал погаснуть.

— Если уж я полюбила Мартина, а он меня...

— Откуда ты знаешь, что он любит тебя, а не деньги, которые, как он рассчитывал, тебе достанутся?

— Только потому, что ты сам не способен любить ничего, кроме денег, ты считаешь, что все такие же, как ты!

— Ладно, если уж он так тебя любит, почему же он увильнул от поездки с нами в Швейцарию? Или он боится гор?

— Ты прекрасно знаешь, что он поехал бы, если бы мог. Он просто не мог уехать.

— Очень правдоподобно! Интересно, как он здесь развлекался — и главное, с кем?

— Я не намерена отвечать на твои гнусные намеки. А если уж на то пошло, то почему ты приехал на три дня позже, чем обещал, предоставив мне болтаться одной в гостинице после того, как Джойс был вынужден вернуться домой? Ты ведь так рвался в горы!