Николас Блейк - Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера

Пол немного подумал.

— Есть некий старик Кили. Издает «Редкоут газетт». Он местный — многое помнит. В сущности, я мог бы отвезти тебя к нему завтра утром и передать с тобой немного яиц. На обратном пути, если хочешь, заедем в Плэш Медоу, и я тебя там оставлю.

На следующее утро в одиннадцать тридцать Найджел сидел в кабинете редактора. Пол договорился о встрече по телефону и привез Найджела в небольшое закопченное здание около железнодорожной станции, где размещалась редакция «Редкоут газетт». Мистер Кили, седой человек располагающей внешности, без пиджака, взял корзину с яйцами у Найджела и поставил среди бумаг на стол.

— Поблагодарите мистера Уиллингема. Жена будет довольна. Забавно выглядит, как мы сейчас возвращаемся к старой системе бартерных сделок.

— А что получит Пол в обмен? — решился спросить Найджел.

— Ну, об этом с ним предстоит поговорить, — ответил мистер Кили спокойно. — Садитесь, пожалуйста. Вот, позвольте, я освобожу для вас стул.

Казалось, у редактора Кили в распоряжении полно времени. Он неторопливо набил трубку, позвонил, чтобы принесли чай, и только тогда уселся в свое редакторское кресло. С осторожно-смущенным видом человека, который вдруг понял, что передает нить разговора в руки интервьюеру, он спросил Найджела, чем может быть ему полезен.

Найджел решил действовать в открытую, сразу выложив карты на стол. Он сообщил о своих дружеских отношениях с суперинтендантом Блаунтом и знакомстве с Робертом Ситоном. Сказал, что хотел бы полнее представить себе прошлое Ситона, о котором знает сейчас немного. Намекнул, что по принципу бартерного обмена сделает все возможное, чтобы «Редкоут газетт» получила эксклюзивный материал по делу в Ферри Лэйси, как только получит к нему доступ.

— Какое отношение имеет убийство в Ферри Лэйси к Бобу Ситону? — спросил Кили.

— Предстоит, видимо, долгое расследование.

— Я не уверен, что «Редкоут газетт» так уж заинтересована в эксклюзивном материале. Мы не Флит-стрит. И все здесь высокого мнения о мистере Ситоне.

— Не более высокого, чем я. Полицейское расследование — страшная вещь для кого угодно, и я, насколько возможно, хочу отвести от Роберта Ситона этот удар.

— Да, у Боба в жизни было достаточно невзгод. Я не собираюсь к ним добавлять что бы то ни было.

— Поверьте, мистер Кили, — сказал Найджел убежденно, — я не пришел бы сюда, если бы это чем-то ему грозило. Просто расследование сконцентрировалось на Плэш Медоу, будем надеяться, временно. Я очень высокого мнения о Ситоне, хотел бы помочь ему и, конечно, его семье. Но не могу этого сделать, пока не узнаю всей подноготной.

Редактор посмотрел на Найджела долгим задумчивым взглядом. Потом проковылял к двери, приоткрыл ее и выкрикнул:

— Мистер Артур, я буду занят в течение получаса, — и сел на свое место.

— Вы знали Ситона еще мальчиком? — спросил Найджел.

— Да, мы росли вместе — он, я и Освальд. Все трое ходили в школу и попадали в разные переделки.

— Старый мистер Ситон, их отец, был весьма суров, мне рассказывали.

— Он жил как умел, мистер Стрэйнджуэйз. О, это был в своем роде гений. Благодаря Джеймсу Ситону на карте появился Редкоут. Начал с маленького магазинчика и дошел до фабрики. Давно известный путь к успеху. Редкоут в конце концов стал чем-то промежуточным — полуиндустриальным-полусельским, трудно понять. Джеймс Ситон не думал о том, что будет с Редкоутом. Он хотел нажить состояние — и нажил его, а потом попытался стать сельским джентльменом.

— А что он собой представлял как человек, как отец?

Мистер Кили осторожно отодвинул в сторону пузырек с клеем, взял карандаш и начал машинально что-то чертить на бумаге. Его оксфордширский акцент стал еще заметнее.

— Не стану утаивать от вас: во мне и сейчас закипает кровь, когда я думаю о том, как он обращался с ними обоими. Избиения, запугивания, поучения, вспышки ярости. Суровый, гневливый пуританин. И страшно хитрый в делах, как все эти лицемерные сектанты. То, что я говорю, — не для записи: мне должно помнить о местных рекламодателях. Я полагаю, все это отчасти помогло Бобу стать поэтом: ему нужно было какое-то убежище, и его убежищем стала поэзия. Но удивительно — жизнь не испортила Роберта, как его брата.

— У поэтов крепкий внутренний стержень.

— Ну, он всегда был по-своему упрям, если так можно сказать, эластичен, упруг. Старый Джеймс Ситон уважал его за это. Он понимал, как опасно, точнее, бесполезно, слишком сильно давить на Боба.