Николас Блейк - Чудовище должно умереть. Личная рана

Найджел поведал ему рассказ Джорджии о признании Лены и о том, как Фил лазил на крышу в субботу вечером.

— В некотором смысле Фил — очень сообразительный мальчуган. Вероятно, он забрал себе в голову, что бутылка доказывает вину Феликса, а по словам Джорджии, он смотрит на Феликса как преданная собака на своего хозяина. Но он уже сказал мне, где находится бутылка, поэтому, чтобы спасти Феликса, ему оставалось только уничтожить ее — зашвырнуть подальше и задержать меня, пока я развязывал узлы на этой веревке. Он надеялся, что, пока я спущусь, жидкость уже впитается в землю. Принимая во внимание его возраст, это вполне логично и умно. Как и многие одинокие дети, он способен на самое горячее обожание и в то же время на самое глубокое недоверие к незнакомцам. Вероятно, он не поверил мне, когда я сказал, что обнаруженная бутылка не повредит Феликсу. Возможно, он даже считает, что Феликс отравил его отца. И все-таки пытался защитить Феликса. Поэтому-то он и налетел на вас, когда увидел, что его план рухнул.

— Да-а. Пожалуй, это правдоподобное объяснение. Что ж, он отважный парнишка. Только подумать, что он влез на эту крышу! С веревкой или без нее, но мне это не нравится. Впрочем, сам я никогда не выносил высоты. У меня кружится голова…

— Головокружение! — Сверкнув глазами, воскликнул Найджел. — Я знал, что скоро вспомню. Слава богу, наконец-то у нас что-то есть!

— Что?

— Джордж Рэттери был подвержен головокружениям и вместе с тем не был им подвержен. Он побоялся подойти к краю оврага, но не боялся подниматься в Альпы.

— Если это загадка…

— Никакой загадки. Это ответ на загадку. Или начало ответа. А сейчас хватит пустой болтовни, дайте лучше дядюшке Найджелу как следует осмыслить пришедшую в голову идею. Вы помните, Феликс Кернс писал в своем дневнике, как он наткнулся на карьер в Котсуолдсе и собирался устроить там якобы несчастный случай, да только Джордж Рэттери отказался даже подойти близко к краю обрыва, сказав, что подвержен головокружениям?

— Да, конечно помню.

— Так вот, только что, когда я был с Филом на чердаке, я спросил его, как он додумался спрятать бутылку в таком месте. И он сказал, что однажды его отец случайно забросил теннисный мяч на крышу и он застрял в желобе, так что его отец забирался туда, чтобы его достать. Больше того, он сказал, что отец был альпинистом. Следовательно?

Обычно добродушный рот Блаунта сжался в тонкую линию, его глаза оживленно заблестели.

— Это означает, что по каким-то причинам Феликс Кернс написал в своем дневнике неправду.

— Но с какой целью?

— Это вопрос, который я ему очень скоро задам.

— Но какой у него мог быть мотив? Дневник был предназначен только для него самого. Чего ради ему понадобилось городить ложь для самого себя?

— Да, но поймите, мистер Стрэнджвейс, вам остается только признать, что это было ложью — заявление, что Рэттери страдал головокружениями.

— Да, это я признаю. Но не признаю, что это сказал Феликс.

— Но черт побери! Он это сделал — черным по белому! Какой другой вывод можно сделать?

— Я считаю, что солгал Джордж Рэттери.

Блаунт удивленно уставился на него. В этот момент он напоминал солидного менеджера банка, которому только что сообщили, что Монтегю Норман пойман за руку при подделке балансовых отчетов.

— Спокойно, спокойно, мистер Стрэнджвейс — вы же не думаете всерьез, что я проглочу эту вашу фантазию?

— Я говорю серьезно, старший инспектор Блаунт. Я все время исхожу из того, что Рэттери стал подозревать Феликса, что он сообщил кому-то о своих подозрениях и что именно этот человек убил Рэттери — спрятавшись за потенциального убийцу. Теперь предположим, что Рэттери уже начинал подозревать Феликса к тому моменту, когда они выехали на пикник. Он вполне мог знать об этом заброшенном карьере — обычно люди ездят на пикник в одно и то же известное им место. Стоя на краю обрыва, Феликс подзывает Джорджа и приглашает его на что-то посмотреть. Джордж слышит какое-то возбуждение в его голосе или замечает это по его виду. Искра подозрения разгорается. Он думает: «А если Феликс действительно столкнет меня вниз?»

Или, наоборот, Рэттери не знал об этом обрыве, пока Феликс, как он признает это в дневнике, весьма неосторожно не объявляет о своем открытии. В любом случае Джордж не мог тут же объявить о своих подозрениях: у него еще не было никаких доказательств, его игра состояла в том, чтобы изображать ничего не подозревающую жертву, пока у него не появится серьезного доказательства, что Феликс задумал убийство. В то же время он не решается приблизиться к краю обрыва. Ему нужно тут же придумать какое-то объяснение, которое не насторожило бы Феликса. И он произносит вдохновенную ложь: «Извините, и не подумаю. Я не выношу высоты. Головокружение» — самый подходящий предлог, о котором в первую очередь подумал бы опытный скалолаз.