Дэн Симмонс - Неглубокая могила

— Разумно, — согласился Курц.

— Мне начинает становиться скучно, Джо, — заметила София. — Ты никогда не был интересным собеседником, а сегодня ты просто смертельно нудный. К тому же надо успеть сообщить в полицию об этой страшной бойне, учиненной у нас дома покойным мистером Курцем, пока у убитых не начнется трупное окоченение. Нильс, ты не передашь мне «беретту»? Я хочу сама сделать этот заключительный штришок.

Курц сидел совершенно неподвижно, но он внимательно следил за всем происходящим. Как только ему представится возможность действовать, он тотчас же ею воспользуется.

Но такая возможность ему не представилась. Датчанин был профессионал высочайшего класса. Дуло «беретты» оставалось направлено на Курца даже тогда, когда Датчанин шагнул вбок и протянул пистолет Софии, схватившей его обеими руками. Как только «беретта» оказалась у молодой женщины, продолжавшей целиться в Курца, положив палец на спусковой крючок, Датчанин отошел в сторону, подальше от света торшера и от линии огня.

— Твое последнее слово, Джо? — спросила София.

Курц задумался на мгновение.

— Знаешь, а трахать тебя мне совсем не понравилось. Я гораздо приятнее проводил время с порножурналом и кремом для рук.

Пистолет без глушителя прозвучал очень громко. Два выстрела.

София самодовольно улыбнулась. Затем выронила «беретту» и повалилась на пол к распростертому телу отца.

Убрав в карман «беретту» модель 21 22-го калибра, Датчанин шагнул вперед и вынул из обмякшей руки Софии 9-мм «беретту». Курц снова вздохнул только тогда, когда Датчанин убрал в карман и второй пистолет.

Курц встал.

Датчанин поднял с пола у кресла-каталки дона Фарино кожаный чемоданчик с деньгами и взял с опустевшего кресла Софии магнитофонную кассету.

— Насколько я понимаю, это все ваше.

— Да? — удивился Курц.

Бросив кассету в чемоданчик, Датчанин протянул его Курцу.

— Да. Я наемный убийца, а не вор.

Курц взял чемоданчик, и мужчины вышли из гостиной. Курц на мгновение задержался в дверях, чтобы бросить последний взгляд на пять трупов на полу.

— Заключительная сцена «Гамлета», — проронил Датчанин. — Она мне очень нравится.

Проходя по притихшему особняку и по дорожке к машине Курца, они дружески болтали о всякой чепухе.

— Вы любите «беретты»? — спросил Курц.

— Они меня никогда не подводили, — подтвердил Датчанин.

Курц кивнул. С «береттой» был связан, возможно, самый глупый и самый сентиментальный поступок, совершенный им много лет назад.

Они прошли мимо трупов двух телохранителей в коридоре; еще один, в черном армейском комбинезоне, лежал в саду у дорожки.

— Дополнительная работа? — спросил Курц.

— По пути в дом я решил позаботиться о том, чтобы мне ничто не помешало бы выйти оттуда, — заметил Датчанин.

Они как раз проходили мимо кустов, из которых торчали две ноги в шлепанцах.

— Четыре, — сосчитал Курц.

— Всего семеро, считая горничную и дворецкого.

— А кто заплатил за них?

Датчанин покачал головой:

— Я считаю это частью накладных расходов. Хотя их можно отнести на счет вклада Гонзагов.

— Я рад, что Гонзаги откликнулись, — сказал Курц.

— Не сомневаюсь в этом.

Они подошли к калитке. Она оставалась открытой. Датчанин сунул руку в карман пальто, и Курц напрягся.

Достав руку в перчатке, Датчанин покачал головой:

— Меня вам нечего опасаться, мистер Курц. Наше соглашение было очень четким. Несмотря на сплетни об обратном, миллион долларов — это очень щедрый гонорар, даже в нашей профессии. И даже в нашей профессии есть свой кодекс чести.

— Вам ведь известно, что это деньги Малыша Героина, — сказал Курц.

— Естественно. Но это не имеет никакого значения. Это вы связались со мной по телефону. Это соглашение между нами двоими.

Курц оглянулся вокруг:

— Должен признаться, меня весьма беспокоило, что Фарино окажутся более щедрыми.

Датчанин снова покачал головой:

— Они оказались на редкость скупыми.

Он поднял лицо, подставляя его вечерней прохладе. Уже стемнело, и моросил дождик.

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, мистер Курц, — сказал Датчанин. — «Я видел его лицо». Нет, не видели. Это лицо мое не в большей степени, чем Нильс — мое имя.

— Если честно, — сказал Курц, похлопав по кожаному чемоданчику, — я думал об этих деньгах и о том, что мне с ними делать.

Лицо Датчанина чуть тронула улыбка:

— Пятьдесят тысяч долларов. Стоили ли этого те лишения, которые вам пришлось претерпеть, мистер Курц?