— На, выпей, успокойся, — услышал Саша — А теперь у меня к тебе просьба, — продолжал Хангер, — сходи в машину и принеси дорожный атлас, он мне сегодня понадобится.
И Саша, успокоившись, пошел к машине. Он любил открывать машину Хангера, потому что в дверцу его «вольво» был вмонтирован радиозамок. Он открывался в тот момент, когда Саша приближался с зажатым в руке крошечным брелочком с изображением головы Наполеона. В этой голове, надо думать, находилось что-то электронное.
Саша Генкин вошел в кабинет Нестерова как мог развязнее и чуть-чуть поэтому переиграл. И этот пере-игрыш тотчас же дал заметить Нестерову, что Саша отчего-то страшно взволнован. Но пока он отнес это на счет общей ситуации, хотя кое-какой червячок сомнений в непричастности Генкина к пожару уже шевелился.
— Спасибо, что приехали, — сказал Нестеров, не подавая виду, что заметил волнение Генкина. — Присаживайтесь. Сейчас гулять пойдем. Кофе хотите?
От кофе Саша не отказался. Прихлебывая его большими глотками, обжигаясь, опустошил чашку и поставил на стол.
— Еще?
— Нет, спасибо.
Нестеров пил кофе долго, он не мог отказать себе в удовольствии выпить и вторую, и третью чашку. А Саша все ждал. Он ждал вопросов, ждал обвинений, ждал чего-то страшного, непостижимого, но уж, конечно, не будничного пития кофе со следователем.
— Послушайте, Саша, а вы случайно не знаете, почему в «Литературной газете» работают и Рубинов, и Яхонтов одновременно? Мне кажется, это не такая уж великая газета, сегодня во всяком случае, чтобы там разводить самоцветы. Вы вообще как относитесь к фамилиям, сделанным из драгоценных камней, скажем, к Сапфирову или Алмазову?
И вдруг Саша вздрогнул. Что это, случайность или, быть может, следователь действительно осведомлен?
Не замечая Сашиного состояния, Нестеров продолжал:
— В самом деле журналиста Алмазова вы не знаете?
И так как Саша не ответил, а только покачал головой в страшном напряжении, думая о том, что же делать дальше, если следователь знает что-то существенное, Нестеров спокойно продолжил:
— И не знаете, в какой он работает газете?
Этот ход следователя, конечно, надо было бы предугадать и подготовить приличествующий ответ, но у Саши вдруг наступила какая-то заторможенность, как бывает у кролика, который и проворней удава и ловчее, но вот не может он убежать от его взгляда.
Саша нервно встал и заходил по комнате: «Надо что-то сказать, упредить следующий вопрос следователя, потому что, если он скажет еще что-то в таком же духе, выкрутиться уже будет нельзя или почти нельзя». Но, как назло, ничего в голову не шло, как будто все слова улетучились.
Нестеров прекрасно понимал состояние своего собеседника. Оно было ему понятно с самого начала. Но он никогда не спешил с выводами, а вот сейчас, наблюдая за журналистом, делал по заранее обдуманной им схеме выводы, которые только подтверждали его первоначальную версию. Следующий вопрос Саша неимоверным усилием воли предугадал. Он будет спрашивать о круге знакомых Саши. Но что толку! Он не успел ничего сказать Нестерову, тот опять спросил первым:
— Скажите, Саша, а вы всегда возите с собой записную книжку?
— Какую вы имеете в виду, телефонную или для записей?
— Телефонную.
«Вот тебе на, — подумал Саша, — еще конфискует, а там у меня такие люди, такие люди, что не дай Бог встретиться».
— Есть она у меня с собой, — сказал он, понимая, что глупо говорить, что нет.
— А там нет таких вот фамилий, типа тех, что я называл? Просто Каменев или Булыжников меня не устраивает. Давайте вместе полистаем…
— Николай Константинович, — плаксиво заговорил Генкин, — говорите прямо, какая фамилия вам нужна. Как говорил Беня Крик: «Давайте перестанем размазывать белую кашу по чистому столу», если Базальтов, то ее в моей записной книжке нет.
— Почему? — быстро спросил Нестеров.
— Да потому что Базальтов — это я, это мой псевдоним.
Нестеров сделал вид, что удивился. Но от невнимательного Саши укрылось, что Нестеров удивился уж больно картинно. Саша был в восторге, еще бы: посадил в лужу следователя.
А следователь по особо важным делам прекрасно вылез из лужи. «Если Базальтов — это Саня Генкин, то тогда очень многое становится на свои рельсы, — думал ОН, — проясняются моменты следствия: во-первых, на картине, проданной ему, изображены гаражи — это один момент; во-вторых, его не выносит положительная Ксюша — это другой момент и, в-третьих, значит, журналист крутился вокруг завода не один день — это уже кое-что».
Читать дальше