Следователь по особо важным делам Нестеров поручил работникам милиции доставить ему в номер гостиницы осужденного Давиджанова. Нестеров счел нужным допрашивать его в более или менее домашних условиях.
— Что, дорогой Батыр, — начал Нестеров, пытаясь расположить к себе Давиджанова.
Однако не расположил. Давиджанов взглянул на Нестерова исподлобья:
— Что вы от меня хотите?
— Я хочу вам помочь, — сказал Нестеров.
— Я в этом не нуждаюсь, да и что вы можете?
— Скажите, — подумав, спросил Нестеров, — а у вас есть твердое ощущение, что вы были осуждены несправедливо?
— А у вас?
— Я и приехал сюда из Москвы, чтобы разобраться в своих ощущениях.
— А где вы были раньше, когда я четырежды писал прокурору республики и прокурору СССР о хищениях в системе кооперации, о безобразиях, о спекулянтах валютой, о шантажистах-рэкетирах? Вы были слишком заняты, чтобы заниматься какими-то измышлениями журналиста, тем паче с восточной фамилией. Почему-то такая, как у меня, фамилия вам, москвичам, заведомо не внушает доверия. А я был членом партии и до сих пор остался в душе коммунистом, и мне небезразлично, что кучка подонков — эдакие мафиози — крутит республикой как хочет. Да, я много знаю, но имейте в виду — вам отвечать не буду. Не желаю. Может быть, это покажется странным, но я хочу сидеть в колонии. Вам ясно? Пусть правосудный суд меня оправдает.
— Чтобы сидеть в колонии, надо заслужить, — попытался пошутить Нестеров.
— Заслужить надо не только это, но даже право острить с осужденным или даже с подследственным, как это делаете вы, милейший. Все. Разговора больше не будет.
— Это ваше право, товарищ Давиджанов, — серьезно ответил Нестеров на категоричную тираду, демонстративно назвав подследственного «товарищем», — но прошу вас мне довериться, тем более, что я приехал разобраться в вашем деле, коль вы сами не пожелали сделать это до конца. Разве не так? Почему вы не отправили кассационную жалобу?
Давиджанов молчал, безразлично разглядывая гостиничный номер.
— Послушайте, я вас допрашиваю или исповедуюсь перед вами? В ваших же интересах отвечать мне. Хотя бы спросили, откуда я знаю о том, что с вами произошло! — сказал Нестеров.
— Это ваша профессия, и мне это неинтересно.
— Но все-таки ведь кто-то же и почему-то угрожал
вам. Ваше последнее слово на суде похоже скорее на явку с повинной, чем на протест против несправедливого осуждения.
— А меня бы все равно не освободили.
— Вот это уже имеет отношение к делу, — весело сказал Нестеров, открывая блокнот и делая в нем пометки. — А жертву вам не жалко? — вдруг спросил Нестеров.
— Жалко, — криво усмехнулся Давиджанов, — о Боге не думала, когда клеветала.
— А вы, стало быть, думали?
— Мне больше ничего не оставалось…
— Ваши откровения насчет Бога я опущу, для допроса они не нужны, как вы считаете?
— Я уже давно ничего не считаю, мне нечего считать, я осужден. Суд посчитал, что справедливо. Но мне кажется, что для того, чтобы доказать изнасилование, нужен факт насилия.
— А есть свидетели, что его не было?
— Мне такие свидетели не нужны, да и вам тоже, — с сомнением сказал Давиджанов. — Не я придумал презумпцию невиновности, не я ею и пользуюсь.
— А дочь вы хотите увидеть?
— Я хочу увидеть не только дочь, но и мать, но при этом быть несколько в другом амплуа.
— Чтобы вы были в другом амплуа, мне понадобится время, насчет же дочери — я попрошу привести ее сюда, в гостиницу, а вот свидание с матушкой вашей обещать вам не могу.
— Почему? — вырвалось у Батыра.
— У меня есть профессиональные тайны. Но я предлагаю вам дружбу.
— Я вас совсем не знаю.
— Я следователь по особо важным делам. Моя обязанность — доказать виновность виноватого и защитить невинного. Ваша мама благоразумнее вас, она написала нам письмо, в котором изложила все, что, с ее точки зрения, имеет отношение к делу. Вашему делу, делу попранной справедливости. Нам с вами предстоят бои, Да-виджанов. Доказать справедливость бывает трудно.
Давиджанов откинулся на спинку кресла.
— Что с матерью? — спросил он.
Нестеров подал ему стакан воды.
— Я не буду играть с вами. Ваша мама в больнице. Она жива, но на нее было совершено покушение. Преступники будут найдены и обезврежены. А потом мы уничтожим всю ту нечисть, о которой вы собирались писать ваши статьи. Я вам обещаю — вы будете журналистом, разоблачившим их, но пока вы подследственный. Приговор, как вы знаете, в отношении вас отменен, и я призван доказать либо вашу виновность, либо незаконное ваше осуждение. У нас, как видите, общие задачи.
Читать дальше