Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]

…Как-то, когда этот вопрос стал уже историей, был я в исполкоме, зашел к замзавотделом товарищу Почтенному и попросил его показать мне документ о том, что тополь действительно болен. Почтенный долго рылся в ящиках шкафов, испытывая мое терпение, в конце концов достал из папки, лежавшей сверху на столе, письмо старого врача, который писал, что от этого тополя сыплется пух, засоряет его квартиру и от этого якобы могут возникнуть легочные заболевания. Фамилия этого человека, по странной случайности, была точно такой же, как у замзавотделом…

Небольшую ранку, оставленную бензопилой «Дружба» на стволе, я собственноручно затер землей и залил медицинским клеем. О чем сейчас шелестит мой тополь? Прислушиваюсь к нему и к себе…

Однако товарищ Почтенный сумел крепко мне отомстить и за тополь, и за автобус, и даже еще вперед, не знаю за что. Сам он не писал анонимок, но, рассчитав, что бюрократическая машина вполне может сработать, правдами и неправдами раздобыл копии анонимок и отправил их в Москву с сопроводительным письмом на бланке районного исполнительного комитета. Якобы райисполком просит Прокуратуру СССР разобраться. Он понимал, что все проверить невозможно и в Москве могут подумать, что в них есть правда или доля правды; кое-что могут взять на веру без проверки — и чем черт не шутит…

Именно Почтенному я обязан тем, что весь отпуск сражался за справедливость, бегая из одной инстанции в другую. А всего-то четвертушка бумаги испортила отпуск:

В Прокуратуру СССР

Управление кадров

К сему направляются на рассмотрение жалобы на прокурора района Н. К. Нестерова, написанные в разное время и по разным поводам.

Заместитель заведующего отделом райисполкома М. Е. Почтенный

И в прокуратуре заработал механизм. Спустили письмо в республику, взяв ответ под контроль, а те в свою очередь в область…

В письме-бланке Прокуратуры СССР, которое я получил с утренней почтой, поперек основного текста, напечатанного на машинке, рукой прокурора области было написано: «Тов. Нестеров, прошу вас ознакомиться с документом и сообщить свое мнение».

Я принялся читать документ, впрочем очень короткий:

Прокурору О-ской области т. Гордецову И. А.

Уважаемый Иван Афанасьевич!

Редакция «Литературной газеты» связалась с пресс-группой Прокуратуры Союза ССР и просит, если вы сочтете это возможным, предоставить материалы дела Камоликова, Солнцева, Масленникова, обвиняемых по статьям (далее шел — перечень статей Уголовного кодекса РСФСР), для разработки и публикации их на страницах газеты.

Мы, со своей стороны, поддерживаем редакцию.

Помощник Генерального прокурора СССР государственный советник юстиции 3-го класса руководитель пресс-группы Ю. Юдин

Я не возражаю. Но только после того, как обвиняемые будут осуждены, и даже после того, как дело рассмотрит областной суд. Печать — оружие массовое.

Это я и доложил прокурору области. И добавил, что лучше ему спросить об этом прокурора соседнего района, который вел дело Масленникова. Иван Афанасьевич хмыкнул:

— О тебе же забочусь, от анонимок избавляю, а ты ершишься.

Еще до моего отъезда в отпуск состоялся суд, на котором получили по заслугам все, принимавшие участие в хищениях хлеба. Так и должно было быть, чтобы справедливость и законность восторжествовали.

Я еще глубже осознал, какую большую ответственную работу возлагает на нас государство, наделяя большими правами и доверием. Нас — это меня и всех тех, кто знает и учит других знать и соблюдать советский закон. Нас — это меня и всех моих помощников и сотрудников прокуратуры, и милиции, и райкома, и райисполкома, и комсомольцев, й всех советских граждан, добровольно и бескорыстно помогающих нам. Нас — это меня и прокурора соседнего района, поддерживавшего государственное обвинение, который, как говорят очевидцы, присутствовавшие на суде, произнес блестящую обвинительную речь и просил суд вынести преступникам суровый, но справедливый приговор.

И что меня удовлетворило еще больше в работе прокурора, которому было передано «мое дело», он так же, как и я, расценил роль Степанюка, привлекавшегося к ответственности по делу о хищении хлеба. Это мне рассказал сам Степанюк, когда пришел ко мне поделиться впечатлениями после моего возвращения из отпуска.

— Я постарался записать все, что услышал про себя. Вот, прочитайте. — И он протянул сложенный вчетверо листок бумаги.