Илья Рясной - Табельный выстрел

Жалко, пистолет остался у Куркуля. С «ТТ» сейчас куда бы легче было. Но ничего, волыну он себе добудет — придется просто почикать еще одного мента или кто там попадется.

Так, сколько у него времени на все про все?

Несколько часов ментам понадобится, чтобы расколоть братьев, — Таксиста наверняка тоже взяли или возьмут в ближайшее время. Они расколются — в этом Грек ни на секунду не сомневался. Хорошо, что они не знают, где он хоронится. Это ему дает какую-то фору. Эх, знать бы, когда его начнут ловить по-настоящему.

— Легавые, — прошептал он. Поэтому их и называют так, что нюх острый и бежать долго могут, пока не настигнут.

А он умеет уходить от них. Он всю жизнь уходил. И, как правило, выигрывал.

Грек посмотрел на Любашу, съежившуюся под его взглядом. А что с ней делать? Пришить, что ли? Слишком много о нем знает. Если менты загребут ее, она молчать не будет, чем бы он ей ни грозил. Слишком у ментовки доводы убедительные.

— Не надо, Грек, — умоляюще произнесла она, догадавшись, какую он ей готовит участь.

Он подумал. Возиться с Норкой сейчас не с руки. Вон как насторожилась. А вдруг поднимет визг на всю округу. Уже готова заорать… Ладно, пускай живет.

— Если кому обо мне брякнешь, — произнес он угрожающе, — кожу с живой сдеру и солью посыплю… А так живи, Любаня. И не поминай лихом…

Таксисту было тяжко. Он не раз просыпался в поту и снова забывался давящим сном. Ох, этот деревенский самогон. И селюки эти гостеприимные — не отвяжешься от них.

Смутно он вспоминал вчерашнюю пьянку. Утром приехал в Курятино для исторического выяснения отношений с женой. Попер на нее буром — мол, жена ты мне или не жена? Потом разговор увяз в мелочном выяснении отношений, взаимных претензиях и в истериках — уж чего-чего, а заламывать руки и истерить жена умела хорошо. Хотел он ей дать по шее, так теща и дочка в крик изошли.

В общем, как было не раз, плюнул он на весь этот женский колхоз и отправился к Евсеичу — соседу, с которым иногда общался за жизнь. Потом еще соседи понабежали, на городского гуся посмотреть и узнать, что в Свердловске делается. На столе были самогонка, вареная картошка, соленья. Пьянка не могла не удаться.

Пили, ели и, конечно, до хрипоты и крика спорили. Мужики с важным видом принялись ругать власть, матерно пройдясь по кукурузнику, то есть по Хрущеву, при котором в колхозах стало хуже, чем в войну. Подсобные хозяйства таким налогом обложили, что после фининспекторов, которые каждую яблоньку описали, дешевле стало все повырубить. И реформа эта денежная 1961 года боком вышла. И кукуруза эта, чтоб она вся на корню сгнила. И деревни стали сокращать, всех в дома решили собрать пятиэтажные — агрогорода, говорят. А зачем все это, если крестьянин ближе к земле быть должен?

— А совнархозы эти. А в райкомах что нахреновертили… Еще немного царь кукурузный государством поправит — и будут глад, мор и разруха, — после этих слов дед Евсей махнул почти целый стакан самогона, занюхал рукавом и яростно хрустнул соленым огурцом.

Таксисту было глубоко до фени, какая власть на дворе — капиталисты, фашисты, коммунисты. Лишь бы жрать, пить, творить что вздумается и при этом ни за что не отвечать. Хотя и не был уверен, что есть на земном шаре какое-то государство, которое позволит ему все это. Однако он решил защитить свой высокий городской статус и блеснуть эрудицией.

— Экий ты несовременный, — из его сознания стали подниматься полузнакомые слова, и он брякнул: — А как за трудодни раньше пахал и паспорта не имел?

— Ну, пахал, — кивнул Евсей. — Ну и не имел. Но при Сталине понятно было, зачем все эти страдания. А сейчас нас просто за дураков держат…

— Да при Сталине тебя бы за такие базары да на Магадан первым эшелоном, — Таксист зевнул. Ему все эти страсти были безразличны. Кукуруза так кукуруза. Агрогорода так агрогорода. Вот самогон хороший. Много его. Надо попросить и прихватить в город.

— Ну и ладно, — согласился на Магадан Евсей. — Значит, заслужили. Тогда все правильно шло. А сейчас, тьфу…

Если бы спорщики могли заглянуть в будущее, то увидели бы, что уже в октябре сего года дорогого Никиту Сергеевича Хрущева освободят от должности, притом примерно с теми же претензиями, которые выдвигал и дед Евсей…

Потом нить разговора куда-то окончательно затерялась. И Таксист обнаружил себя уже в комнате с низким потолком. В маленькое окошко светила луна, а из соседней комнаты доносилось знакомое похрапывание Машки.