Илья Рясной - Табельный выстрел

Также старушка вспомнила, что в вечер убийства братья выходили куда-то из дома вместе. Так что сомнения в виновности младшего Калюжного отпали…

За окном уже стемнело, а москвичи все еще пребывали в кабинете — собирали, анализировали информацию, думали, что делать дальше. В десятом часу объявился Абдулов.

— Только что встречался с источником. Он сказал, что в последнее время братья пьянствовали с неким Тугоедовым Родионом Анатольевичем.

— Что за гусь? — спросил Поливанов.

— Не из блатных. Работает на заводе. Приводов не имеет.

— Что у них общего, кроме пьянок?

— Узнаем.

— Так, за ним тоже выставляем наблюдение, — решил Поливанов. — И собираем на него информацию.

Следующий день преподнес еще более интересные открытия. Агент Абдулова узнал, что Калюжный, когда загремел в первый раз за кражу, не выдал соучастника. И был этим неустановленным лицом именно Тугоедов. Но если Калюжный прочно прописался в уголовном мире, то его приятель пошел работать, женился, получил от завода квартиру и вовсе не был похож на человека, мечтающего и дальше жить бандитским промыслом.

— Что-то здесь не так, — сказал Абдулов. — Зачем ему идти грабить, если у него дом, работа?

— Надо подробнее его изучить, — подал голос Маслов. — Один скелет в шкафу у него уже нарисовался. Будут и другие.

Дальше помогли товарищи из Комитета госбезопасности, еще раз продемонстрировав, что свои щупальца они раскинули широко и запустили глубоко. Залетел к москвичам на огонек майор из областного Управления. Вежливо поздоровался. Потом забрал подписки о неразглашении. И дал ознакомиться со справкой под грифом «Совершенно секретно».

В справке была не столько конкретная информация, сколько характеристика личности фигуранта. Но сделанная достаточно мастерски, да еще написанная хорошим языком. Чекисты все-таки умеют раскладывать людей по полочкам, инженеры человеческих душ.

Итак, в коллективе Тугоедов скрытен, себе на уме, уважением в связи с этим не пользуется. Вместе с тем не отказывается от участия в общественной жизни, руководствуясь не столько активной жизненной позицией, сколько стремлением не выделяться на общем фоне и не лишаться причитающихся материальных благ. Постоянно стоит во всех очередях за какими-то вещами — импортными тряпками, холодильниками, польскими туфлями, продовольственными заказами. Имеет приусадебный участок. Никогда не отказывается от сверхурочной работы, поскольку за нее хорошо платят. Крайне болезненно воспринимает, если его обходят в каких-то выплатах, начинает кляузничать. Патологически жаден!

— Вот оно, — хлопнул Поливанов ладонью. — Жадность!

— Да они все такие, — поддакнул Абдулов. — У старшего Калюжного вон кличка Куркуль. Тоже недаром получил.

— Жадность — страшная сила, — сказал Поливанов. — Вы себе представить не можете, на что способен кулак, когда видит свою выгоду.

— Да уж представляем, — произнес многозначительно майор КГБ.

Поливанов читал справку дальше. Оказывается, Тугоедов, когда еще не остепенился и якшался со всякой шпаной, имел кличку Заводчанин.

— А вот это интересно, — Поливанов провел пальцем по строчке в документе. — Он у нас активный член ДНД.

— Дружинник! — обрадовался Маслов.

— Через него и вошли в дом! — кивнул Поливанов. — Воспользовались корочкой… Ну что, будем задерживать?

— Вот это разговор, — плотоядно осклабился Ганичев.

— Четвертый неизвестен, — напомнил Абдулов.

— Они его сдадут, — заверил Ганичев, сжимая кулак. — Никуда не денутся, жмурики-мазурики!

Телевизор бравурно вещал:

«Эти молодые ребята, рабочие, инженеры, которые создают гигантские машины и возводят новые города, герои семилетки, являются настоящими строителями. Строителями светлого коммунистического будущего, которое увидит уже это поколение советских людей».

— Строят они, — злобно процедил Грек, которому не по душе пришлась это бравая агитационная речь. — Строители хреновы.

— Да пускай строят, — махнула ладонью Люба.

— Сказочники. С семнадцатого года все в уши льют: человек — звучит гордо. Отдай жизнь за революцию, получишь славу…

— Ну и ладно.

— Да любого из этих героев семилетки тряхни хорошенько, и увидишь — не строитель он, а животное.

— Так уж и животное? — Любу покоробила категоричность Грека.

— Животное. Ему лишь бы пожрать сладко и в загривок ближнему зубами впиться. Чтобы пайка была и самка… Да, человек — животное. И ему самому выбирать — бессловесная он скотина или тигр-одиночка. А строители всякие — это все от сказочников.