Илья Рясной - Табельный выстрел

— Ну а сейчас можно выпить? — спросил Таксист, жадно глядя на бутылку.

— Гуляй, босота, — Грек встал, вытащил из своего объемистого рыжего портфеля бутылку шампанского. С шиком откупорил, так что пробка окончательно расколотила уже давно треснувший плафон старой люстры, и налил себе полный стакан шипящего напитка.

Остальные присосались к водке. И были намерены безжалостно ее уничтожить.

Вечер задался на славу…

Ночь была бессонная. Позавчера Поливанов через своего агента получил информацию на шайку-лейку, занимающуюся кражами текстиля и продуктов питания с железнодорожных складов. У воров был в распоряжении грузовик «ГАЗ-51» грузоподъемностью две с половиной тонны, на нем они свободно вывозили большие объемы наворованного добра, разбрасывая его по своим московским и подмосковным домишкам.

Одного жулика взяли по месту прописки в бараке около Астрадамского поселка у Тимирязевского леса на самой окраине столицы. Еще двоих в Подольске. Троих искали по всей Москве, но в итоге тоже задержали. Раскололись все быстро. И пришлось еще ночь потратить на обыски, описание и транспортировку вещественных доказательств, то есть похищенного, которого набралось на три машины. Поливанов вполне мог скинуть все заботы на подчиненных, но принципиально никогда себе такого не позволял.

Сейчас все воры в камере предварительного задержания. Сотрудники отдела по раскрытию особо тяжких преступлений и отдела по борьбе с кражами социалистической собственности выдавливают из них по капле другие эпизоды преступной деятельности. На сегодняшний момент этих эпизодов набралось двадцать четыре. Достойная цифра. С одной стороны, задержание такой активной группы — хороший результат работы оперативного подразделения. С другой — возникает резонный вопрос: как дали этой шайке действовать свободно три года? Куда смотрели компетентные органы?

Поливанов отоспался до двенадцати дня. Плюнул на то, что ему дали день отгула, и отправился на Петровку, 38. Там его привычно закрутила текучка. Созвонился со следователем прокуратуры. Провел совещание, на котором узнал у сотрудников результаты проведенных мероприятий по делам и наметил следующие. По убийству на Никитской — там надо резко активизироваться, такое простое с первого взгляда дело грозило зависнуть. Тяжкие телесные на шоссе Энтузиастов — уже раскрыто, но слабовато с доказательственной базой. Тоже надо подработать.

На совещании звучали адреса — Остоженка, Фили, Арбат. Для потомственного москвича это были как слова песни. Улицы огромного родного города, живущего своей насыщенной, правильной жизнью. И Поливанова всегда корежило от мысли, что ее портят какие-то поганцы. Они как кляксы на страницах доброй красивой книги. Давно он уже утратил былой юношеский максимализм и понимал, что не сможет уничтожить ни ту чернильницу, ни то чернильное перо, которое ставит эти кляксы, — преступность полностью ликвидировать если и удастся, то не в обозримом будущем. Но выводить эти кляксы и поддерживать чистоту страниц у него получается очень даже неплохо.

После совещания Поливанов пробежался глазами по сводкам происшествий. Ничего для себя интересного не обнаружил. За сутки ни убийств, ни тяжких телесных повреждений, ни изнасилований.

Пообедал в столовой в здании Управления, которую недавно, на радость сотрудникам, шерстил районный отдел БХСС, после чего готовка и ассортимент заметно улучшились.

После обеда его вызвали в бюро пропусков в правом крыле здания. Начальника отдела МУРа хотел видеть вор, которого два года назад пришлось отправить в места лишения свободы. Тот только освободился условно-досрочно за хорошее поведение. Был полон стремлениями забыть о преступном прошлом навсегда. Но не тут-то было — натолкнулся на преграду.

— Помогите устроиться, Виктор Семенович, — попросил раскаявшийся вор, опасливо озираясь на многочисленных людей в милицейской форме. — Брать не хотят на работу слесарем в таксопарк — говорят, ранее судимый, ненадежный, своих несунов хватает.

— Посмотрим, чем помочь вашей беде, — пообещал Поливанов.

Пришлось звонить в Третий таксомоторный парк на улице Вавилова. Напрямую директору, которого он знал по случаю.

— У него пятый разряд слесаря и руки золотые, — говорил в трубку Поливанов. — И желание жить по-человечески.

— А воровать начнет? — вздохнул директор.

— Тогда опять посадим. Но нельзя отбирать у человека надежду на лучшее.