Сергей впервые увидел совсем близко, перед собой лицо Коврунова, и оно поразило его. Мертвенно-бледное, неподвижное, как маска, лицо. А на лице — это-то наверняка и поразило Сергея — серые безучастные глаза, они ничего не выражали, казались неживыми, стеклянными. Сергей даже содрогнулся от мелькнувшего сравнения: «Так смотрят в потолок покойники».
— Так чем же вы можете поделиться со мной, дорогой Сергей Андреевич? — спросил Коврунов, отхлебывая чай из чашечки.
Сергей ответил не сразу. Не мог избавиться от наваждения: перед ним были два человека — одному принадлежал официально-вежливый голос, другому — бледное лицо с пустыми глазами. Они никак не соединялись в его сознании… Поэтому он опустил голову, чтобы только слушать.
— Пока все в тумане…
— Но вы предпринимаете какие-то шаги? — настойчиво допытывался Коврунов.
— Конечно, предпринимаем…
— Не имеете права говорить, я понимаю, — отрывисто вздохнул Коврунов. — А жаль. Мы бы могли посодействовать… Тогда жду ваших вопросов… Пожалуйста…
Размешивая сахар в чашке, Сергей заговорил извиняющимся тоном.
— Мне очень не хотелось бы вторгаться в ваши личные отношения, но без этого, поверьте моему небольшому опыту, многое останется скрытым…
— Смелей, смелей, молодой человек, спрашивайте, — поощрил его Коврунов. — Наши личные отношения с теми, кто был тогда у Климова?
Сергей кивнул, все еще глядя в чашку.
— Так слушайте. С Климовым — самые распрекрасные. Я ценю его как большого ученого. И он, по-моему, положительно отзывается о моей деятельности. С Чугуевым… тоже нет проблем. Он знает свое дело, а я его поддерживаю… Вот с Алябиным у нас, признаюсь, были мелкие стычки. Это, знаете, такой интеллигентный субъект, которому везде надо сунуть свой нос, высказать свое оппозиционное, так сказать, мнение. Но по большому счету и у нас с ним общее согласие… Вроде все?
— А Стельмах? — напомнил Сергей.
— Об этом я уже, кажется, вам говорил… Мы с ним не ругались, я подчеркиваю — никогда не ругались, мы с ним спорили… Горячо, запальчиво, но всегда, снова повторяю, всегда приходили к единому мнению. Он, знаете, как дрожжи, вызывал брожение в институтском коллективе. И я ему за это признателен. Много закостенелых традиций мы с ним разрушили, много нового привнесли в работу… Он, знаете ли, особенно любил защищать тех, кого я вроде бы обижал… И всегда в таких случаях начинал со мной разговор со своего самого ругательного слова «администратор».
— Это вас обижало?
— Меня? Нисколько. Просто мы по-разному толковали это слово. Лассаль писал когда-то, что охотно оставил бы ненаписанным то, что знает, только бы осуществить на деле хоть часть того, что умеет… Вот я и осуществляю то, что умею. В науке, дорогой мой, должны быть и мыслители, и организаторы. Я принадлежу ко вторым.
Чувствовалось, что это был самый весомый, с точки зрения Коврунова, аргумент в споре со Стельмахом.
— Мне говорили, что Стельмах какую-то статью о вас написал?
— A-а, вот вы о чем! — опять вспыхнул голос Коврунова. — Как это я не догадался сразу… Но, скажу вам, мы и здесь пришли к консенсусу… Минуточку… Полюбуйтесь…
Перед Сергеем на столе легла пачка листов, сжатых вверху большой канцелярской скрепкой. В левом углу знакомым Сергею почерком было написано: «Злодею Коврунову дарю в надежде на исцеление. Стельмах».
— Можете почитать статью. Не боюсь, — звенел чуть раздраженный голос Коврунова. — Можете взять с собой. Готов для вас и свою дарственную надпись сочинить, рядом со стельмаховской. Хотите?
— Нет, благодарю вас. — Сергей отодвинул от себя статью и горестно подумал о том, что опять зашел в тупик. В этом кабинете ему больше нечего было делать…
Мария Николаевна, привстав со стула, сообщила:
— Вас разыскивает профессор Алябин… Только что прибегал…
Алябин переминался с ноги на ногу в коридоре, наэлектризованный, взъерошенный.
— Я нашел… но это такое, такое… нет, здесь говорить не могу… Пойдемте ко мне… И готовьтесь к потрясению…
Схватив Сергея за рукав, он потащил его в свой кабинет.
— Садитесь за мой стол. Сели?.. Теперь успокойтесь… Успокоились? Тогда слушайте.
Он сцепил крепко побелевшие пальцы рук, зашагал кругами, надсадно дыша, словно до этого бежал долго, до изнеможения. Потом резко остановился посреди кабинета, закрыл на несколько секунд глаза.
— Я тоже успокаиваюсь, успокаиваюсь, успокаиваюсь… — Дыхание его и в самом деле выровнялось, стало неслышным. — Начнем… Попробую популярно… Чтобы вы все поняли… Значит, так… В начале этого века многие астрономы, начиная, пожалуй, с американца Мелвина Слайфера, сделали открытия, которые бесспорно доказывали, что наша Вселенная имела четко обозначенное начало, то есть возникла в определенный момент времени… Постепенно сложилась солидная теория «Большого взрыва». Суть ее вот в чем. Двадцать миллиардов лет назад Вселенная была плотной массой с температурой в триллионы градусов. В какой-то миг ее поразил гигантской силы взрыв, он разорвал эту массу, и неведомое число галактик с огромной скоростью помчались друг от друга… Сегодня астрономы являются свидетелями уникального движения разлетающихся в разные стороны галактик…
Читать дальше