— Шестьдесят? — переспросил Сергей.
— Много? Или мало? Эх, имеет ли это значение в мои закатные дни? Я настолько стар, что мне уже не стареть, стареют молодые… Так вот. Как принято, я пригласил друзей домой. Пошумели, повеселились. Выпил я тогда многовато, и потянуло меня, старика, на откровенность… Зашли мы сюда, в кабинет. Пятеро нас было… — Николай Николаевич помолчал, сосредоточенно рассматривая погасшую сигарету. — У меня под письменным столом сундучок стоял старинный… По случаю мне достался. На нем что-то было написано. Но время стерло слова, отчетливо проступает только одно — «Графъ». От прадеда моего остался… Я не сдержался, сказал тогда в пылу признательности, что все рукописи свои храню в этом сундучке… И опубликованные, и которые ждут своего часа. Расхвастался я… В общем, украли потом этот сундучок…
Теперь Сергей знал, зачем Климов остановил его.
— Никому я об этом не говорил. Им только. А они — свои… Вот посудите сами. Стельмах Иван Никитич. Этакий прямой, принципиальный рубака. Войну прошел. Три медали «За отвагу». Добрейший человек. Студентов в общежитии подкармливает. Берет два круга колбасы, буханку хлеба, торт и отправляется к ним на чашку чая… Со здоровьем у него неважно, уже инфаркт был. Зачем ему мои рукописи? Или Чугуев Захарка. С неба звезд не хватает. Но добросовестный, работяга. Этого, как вола, запряги, он пахать будет, пока не остановишь. Да и предан мне — я его в доценты вытаскивал. Дальше не пойдет — полет мысли уж больно земной… Потом Алябин Степан Гаврилович, наш институтский аристократ, баловень женщин… Студенты застали его в кабинете с лаборанткой в довольно-таки пикантном положении. Сфотографировали, стервецы, и ректору письмом отправили. Громкое получилось дело. Из института хотели прогнать. Но я защитил его… А вот Коврунов Даниил Петрович, ректор наш глубокоуважаемый… — Николай Николаевич усмехнулся какой-то внезапно родившейся мысли и продолжил, не снимая с губ многозначительной улыбки: — О нем, пожалуй, ничего говорить не буду. Он академиком стать мечтает и рассчитывает на мою поддержку, так что не только сундучок унести, возразить он мне не смеет…
— Значит, остался шестой, неизвестный, кто тоже узнал, что находится у вас в сундучке…
Николай Николаевич одобрительно усмехнулся и глянул на Сергея с интересом.
— Догадываетесь, почему я вам это рассказываю?
— Хотите, чтобы я начал неофициальный розыск, — ответил Сергей.
Видимо, слова его прозвучали не очень дружелюбно, так как Николай Николаевич протестующе замахал руками:
— Нет-нет-нет! Зачем на вас перекладывать свои беды? Но совет умного и знающего человека мне необходим.
Сергея охватило вялое разочарование. Может, уйти? Он даже представил себе, как встает, как открывает дверь своей квартиры и вновь садится за письменный стол, на котором в привычном беспорядке разбросаны книги, журналы, бумаги. Но, встретив грустновато-просительный взгляд Климова, приглушил в себе возбужденное искушение и сказал примирительно:
— Не знаю, что вам и посоветовать. Умер во мне охотник…
— Нет, не умер! Это я вижу, — обрадованно воскликнул Николай Николаевич, — И уверен: пока я говорил, вы мысленно выстраивали свои версии… Даже сказали о шестом, неизвестном.
— А может, сундучок унесли не в тот вечер, а позже? — Сергей спросил заинтересованно, чтобы уважить хозяина, хотя в действительности его совсем не занимала эта история.
— Вполне возможно. Мы с Глафирой в тот же вечер уехали на дачу. А пропажу я обнаружил в понедельник.
Сергей терпеливо продолжал проявлять свое неравнодушное участие:
— В какое время?
— Часов в пять, когда вернулся с работы… Ага, втянул вас в расследование? — засмеялся Николай Николаевич.
— Когда вы вернулись, дверь была закрыта?
— Да.
— Больше ничего не унесли?
— Ничего. На столе лежали золотые запонки. Их не взяли. Ему нужен был только сундучок… Ох, если бы вы знали, как тяжела эта утрата! — последние слова он произнес сокрушенно, горестно. Затем продолжил чуть виновато: — Сегодня я приглашаю всех пятерых. Приходите и вы. Посмотрите, послушаете, может, кто из них выдаст себя… Вам со стороны это легче заметить…
— Все в сборе, — заговорщически шепнул Николай Николаевич, склонившись перед Сергеем в старомодном галантном поклоне.
Гости Климова встретили его снисходительно-равнодушными взглядами. Маститость, довольство были в их раскованных позах, выражениях лиц. Они расслабленно отдыхали в просторном кабинете своего именитого коллеги, слегка уставшие от славы и угодливых почитателей.
Читать дальше