— Завязать советуешь? — раздался недовольный голос.
— Завязать, — подтвердил Граф. — Не хочу советовать вам жить, как живут многие — лицемерят, унижаются, подхалимничают и распрямляют спину только в гробу… Упаси Бог! Вы так не сможете, вы другие… Но найдите такое дело, где можно было бы сохранить свою независимость.
— Уходишь, значит, от дела? — прозвучал тот же голос.
Граф уклонился от прямого ответа:
— Пока я хочу спасти вас. А там видно будет… Обо мне не думайте. Себя поберегите…
— Благодетель, спаситель ты наш! — проникновенно, смахивая слезы платочком, сказала румяная девица, все время глядевшая на Графа с обожанием.
А он тем временем встал, обнял каждого. Девица последней жадно прилипла к нему и, не решаясь поцеловать в губы, осыпала поцелуями щеки, жарко зашептала в ухо:
— Зайди ко мне, попрощаемся, зайди… Век вспоминать будешь… Я с тобой такое сделаю — ни одна баба не умеет… Зайди, а?..
Освободившись от ее цепких объятий, Граф сказал леснику:
— Веди к заморышу…
В конце коридора лесник открыл ключом тесную каморку. Кровать да вонючее ведро в углу — больше ничего.
Студент с удивлением узнал ту самую обезьянку, которую Олег велел отправить в «санаторий»… Те же очки, только одно стекло треснуло по диагонали. Изжеванный костюм теперь висел на нем как мешок.
Он сжался, собрался в нервный комок на кровати, злобно зашипел:
— Порешить пришли меня? Ну, давайте! Ничего не скажу… Я не себе валюту спрятал — жене, детям… Ну давайте!..
— Плохо вы обо мне думаете, — сказал Граф, брезгливо косясь на парашу. — Мы просто решили дать вам возможность спокойно поразмышлять о товариществе, о предательстве, о совести… Теперь вы свободны. Уходите…
Обезьянка недоверчиво замерла в углу кровати, подобрав под себя босые грязные ноги, очень похожие на лапы.
— Ситуация изменилась, и вам повезло, — спокойно продолжал Граф.
— Издеваетесь?.. — спросила, как огрызнулась, обезьянка.
— Нет. Я говорю серьезно. Уходите… Но если кто-нибудь узнает, где вы пребывали…
— Да что вы. Боже упаси! — Он начинал понимать, что его и вправду отпускают. Взгляд за стеклами очков забегал с близорукой вкрадчивостью. — Я даже не знаю, где нахожусь… Везли с завязанными глазами.
— И сейчас повезут с завязанными глазами, — предупредил Граф.
На обратном пути в город Граф ожил, облегченно расслабился, точно осталась наконец позади тяжелейшая работа.
— Вы даже не представляете, Студент, как мало стоит наша жизнь, — произнес он с глубоким вздохом, откинувшись на сиденье, — но, к сожалению, это все, что у нас есть… Странно, именно в тюрьме я открыл для себя простую истину: нет повторений в людском море, каждый — личность, большая, значительная, несущая в себе свою собственную жизнь…
Он закурил, затянулся жадно, будто наверняка знал, что эта сигарета — последняя.
— Был Олежек… Был… Не уберег себя, — сказал он тихо и повинно, точно исповедовался перед самим собой. Затянулся еще раз, так же глубоко, жадно, и щелчком выстрелил сигарету за окно. — А я от него записку получил сегодня.
— Сегодня? — переспросил Студент.
— Утром. В мою голубятню вернулся сизый Кеша, наш голубок, почтальон наш… Вон она, читайте…
Студент взял желтоватую бумажку, свернутую в трубочку, развернул, разгладил на колене.
«Д. Ц. и др. Ниж. скл. ус. Г. Благ, на кр. ваших предков 5 дн. сыты. О.».
— Ничего не понимаю.
— Все очень просто, — горько усмехнулся Граф. — Читайте так: «Дядюшка Цан и другие в нижнем склепе усыпальницы Голицыных»… Это церковь Михаила Архангела, помните?
— Конечно.
— Дальше: «Благодатный (ключ, значит, по фене) на кресте ваших предков». У стены малого собора, справа стоит большой светлого мрамора крест в рост человека… там мои дальние предки Бобринские погребены… В конце Олег сообщает, что еды у затворников нижнего склепа на пять дней… Они должны были уйти из келий до восьми часов, но, видно, милиция раньше окружила монастырь. Олег (это он, конечно, придумал) отвел всех в склеп, там дверь дубовая — пушкой не пробьешь… Запер их там, спрятал ключ, а сам решил пробиться… Да не пробился… Эх, Олежек, Олежек… Мягкая, тонкая, интеллигентная душа… Знаете, Студент, что самое главное в русском интеллигенте? Он считает себя ответственным за все, за все беды мироздания. И всегда берет вину на себя… Такова его доля. Эх, Олежек, Олежек…
Граф резко нажал на тормоз, остановил машину и откинулся на сиденье, скрестив пальцы рук за головой.
Читать дальше