Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

— Согласен, — спешно выпалил он, искренне обрадовавшись. Ему предложили рискованную игру.

Новая команда оказалась знакомо веселой, азартной. И незнакомо взрослой. Уж очень крутыми были правила игры — не для мальчишек, любой проигрыш мог стать смертельным.

Выезд за выездом, и Кондауров без долгих разговоров, без фальшиво-торжественных наставлений принял суровую веру милицейского братства. И его приняли, когда он прыгнул со второго этажа на спину громилы-медвежатника, стрелявшего по оцеплению из автомата.

Игры были разные — смешные и серьезные. Как-то так получилось, что он снова занял место разыгрывающего, и без Кондаурова многие операции не так быстро и четко складывались…

Вежливенький старичок, давний вор в законе, на одном из допросов обронил:

— Зря стараетесь, господа, даже ваш Кондор повязать моего сынка не сможет.

— Кондор?

— Не слышали? Мы так кличем вашего Кондаурова.

И понеслась, сначала по воровским, потом по рэкетирским и милицейским весям кличка Кондор.

Узнав об этом, Кондауров полусердито заметил:

— Какой я Кондор? Рожденный блеять летать не может.

А в душе был доволен: и кличка понравилась, и самолюбие приятно согрела популярность.

Его переманивали к себе крупные бизнесмены. Отказывался. Зачем? Там лакейская работа сторожевого пса, а здесь он волен, играет по-крупному, уважаем, здесь он — Кондор. Да и денег хватало. Детей нет, жены нет. Свободен как птица. Тихие семейные радости не по его натуре. Неделю не выдержал бы монотонного домашнего постоянства с ленивыми привычками. Может, потому, что женские приманки вызывали одно раздражение, а терпеть слюнявые ласки мог раз, ну самое большее — два раза в месяц, и каждый раз отмывал себя под душем, как от заразной скверны.

На двадцать первом году милицейской службы Кондауров испытал невиданной силы шок. Он видел убитых, раненых, искалеченных, сам стрелял. Такая работа. Но однажды во время захвата банды рэкетиров получил ножевое ранение под сердце его друг. Друг — может быть, не совсем точно сказано, их связывали не приятельские отношения, а надежная верность обоих команде, где каждый готов был собой отвести летящую в товарища пулю.

Тот умирал тяжело, захлебываясь кровью. Машина, ревя сиреной, мчалась к больнице, а время как остановилось. Кондауров, поддерживая ладонью его голову, видел все и за это нестерпимо долгое безвременье сам мучительно пережил физическую смерть — собственную смерть.

Было ужасно. Никто никогда не узнал бы об этом, но все заметили: непривычно молчаливым и угрюмым стал Кондауров.

В нем поселилась зябкая осторожность. Мерзкая, неотступная. Ничего не помогало — ни водка, ни наркотики.

Начальник МУРа неожиданно (неужели понял?) пригласил его к себе и сказал:

— Слушай, Кондауров, мне нужен хороший помощник. Пойдешь?

Тогда он еще не подозревал, что начальник давно подметил в нем какое-то очень важное для сыщика непроявленное качество. То ли особый собачий нюх, то ли сверхъестественную интуицию, то ли скрытый талант бывшего разыгрывающего мгновенно оценить и выстроить всю комбинацию до завершающего по кольцу.

Он почти не загружал его чиновничьей писаниной, чаще предлагал:

— Кондауров, мне надо к руководству, а ты, будь любезен, съезди за меня на Садово-Кудринскую, девять… Там убийство темное, никаких концов нет. Посмотри, помоги ребятам.

И Кондауров бежал к машине, не скрывая радости.

Помогал, сам не понимая, как, но помогал.

Первым, что поручил ему начальник, было дело об ограблении квартиры.

Убиты молодая женщина и ее мать, унесены все драгоценности. Ни следов, ни мотивов — чистая работка. Почему тогда Кондауров решил съездить на загородную дачу, где муж молодой женщины во время убийства сооружал парник? Он и сам не знал. Все драгоценности нашли в подвале, под мешком картошки, а муж тут же признался.

Дальше было изнасилование, где жертва, как разведал Кондауров, привела домой первого встречного, а потом позвонила в милицию: «Поймайте садиста-насильника!», получив тем самым прекрасное алиби. Оказывается, она за пять минут до любовной авантюры отравила мышьяком соседку.

Но самым, пожалуй, памятным для Кондаурова стало раскрытие кражи в доме профессора психологии Шеленбаума.

Матвей Самуилович Шеленбаум жил с женой в беленьком особнячке, затерявшемся среди самодовольных двенадцатиэтажных близнецов.

Их обокрали средь бела дня, когда они совершали привычную часовую прогулку по улицам. Взяли деньги и драгоценный кулон, доставшийся жене Матвея Самуиловича от бабушки. Кулон в форме миниатюрной звезды Венеры хранился в синей шкатулочке. Жена Матвея Самуиловича ни разу не надевала его: совсем не потому, что из ячеек выпало несколько бриллиантов — они катались по дну коробочки, — просто в годы ее жизни не стало ни балов, ни приемов, ни званых обедов, на которые можно было прийти в таком дорогом украшении.