Николай Леонов - Плата за жизнь

Харитонов прошлепал босиком в ванную, долго стоял под душем, пуская попеременно холодную и горячую воду. Удовольствия никакого, одна жуть, но, говорят, полезно. И точно, когда он вылез из-под душа и начал бриться, то чувствовал себя превосходно.

В девять он, сидя за столом, пил вторую чашку кофе. Перед Борисом Михайловичем стоял телефонный аппарат, рядом лежали блокнот и две шариковые ручки. Пять минут десятого телефон вздрогнул, звякнул, Харитонов снял трубку:

— Слушаю.

— Вы заказывали номер в пансионате?

— Заказывал, заказывал.

— Запишите адрес. — Спокойный, невыразительный голос продиктовал адрес. — Платить наличными, кредитными карточками не принимается, паспорт обязателен, регистрация заканчивается в двенадцать тридцать. Всего хорошего.

В одиннадцать часов Борис Михайлович вышел из дома, вывел машину из гаража. К нему подошел гаишник, стукнул по окну жезлом, представился и сказал:

— Хозяин, подвези сменщика.

— Охотно, если по дороге, командир.

— Ему по дороге. — Гаишник отошел, махнул жезлом, останавливая «Жигули», проскочившие на желтый свет.

Харитонов открыл правую дверцу, мельком взглянул на штатского, воскликнул:

— Опять вы, полковник?

— Борис Михайлович, вы припаркуйте, а то в аварию попадем. — Крячко придержал руль.

Харитонов притормозил, прижался к тротуару.

— Меня прислал полковник Гуров, который решил ехать на сходку вместо вас. Место встречи и пароль, — протянул руку Крячко. — Давайте, давайте, у вас есть бумажка с адресом.

— А откуда я знаю…

— Слушай, козел! Я не Гуров, интеллигентностью не болею. Еще один вопрос, заткну твою паршивую глотку. Усвоил?

— Раз так решили, — промямлил Харитонов, вынул из кармана листок с адресом.

— Молодец, будешь слушаться, все будет о’кей! — Крячко достал из-под куртки телефонную трубку с антенной, крутанул диск, продиктовал адрес и пароль, хлопнул Харитонова по плечу. — Двигай.

— Куда?

— Пока на Тверскую, дальше зависит от тебя. Договоримся — поедем на конспиративную квартиру, где ты поживешь, пока ваш съезд не закончится. Не договоримся — двигаем прямиком в тюрьму.

— Простите, но Лев Иванович…

— Ты меня слушай, вякать опосля будешь, когда осознаешь. Гуров мой начальник, я его уважаю. Но с его методами работы не согласен. Генерал тоже не согласен. Гуров, конечно, ас, слов нет. Он в конторе в авторитете, но его фигли-мигли с вашим братом не всем нравятся. Я это к чему? У тебя когда первый выход на связь с Ляльком?

— В двенадцать тридцать.

— Вот и ладушки, правь в сторону этого пансионата. Не доезжая двух километров, остановишься. В двенадцать тридцать ты доложишься шефу, а в конце завопишь, что машинка отказывает, присылать никого не надо… На связь больше не выйдешь.

— Зачем рисковать? — Харитонов понял, как Гуров рискует, агенту на жизнь мента было, конечно, наплевать. Но теперь его, Харитонова, жизнь намертво скована с жизнью полковника. Гуров провалится, Харитонова зарежут, хоть на воле, хоть в камере или зоне, но зарежут или повесят наверняка. — Зачем рисковать? — повторил он. — Лялек человек неуправляемый. Потеряв со мной связь, он чего угодно может выкинуть. Набьет две машины автоматчиков и заявится в пансионат. У меня с ним связь в двенадцать тридцать, затем в двадцать три или в ноль часов. Пусть Гуров сочинит сообщение, вы его примете, мы подъедем к пансионату, и я сообщение передам.

— Не хочешь в камере сидеть, чую, не хочешь. Ладно, раз ты такой умный и покладистый, будешь жить как человек. Лучше, чем обычный человек, тебя будут надежно охранять.

Пансионат «У озера» — двухэтажный особняк, построенный в начале века, — некогда принадлежал русскому купцу Петру Мамонову. Пришли большевики, Мамонова не расстреляли, так как он, по случаю, проживал в данный момент в Ницце, где забавлялся, проигрывая жалкие копейки в рулетку.

Большевики, люди исправные, жителей особняка согнали гуртом, особо не разбирая, кто барин, кто слуга, и погнали в Сибирь. Как положено, дорогую обстановку растащили, сожгли, мраморную лестницу побили, паркет изуродовали, поселили семьи красноармейцев и активистов из соседних деревень. Во что превратилась барская усадьба — описать невозможно.

Когда власть встала прочно и партия натянула вожжи, разобралась, что же от России осталось, в особняке разместился райком.

В годы войны райком уехал, заглянули в особняк немцы, обустроиться не успели, бежали.

В последующие годы жили в особняке кто придется, ставили печки-времянки, взламывали паркет на растопку.