Николай Леонов - Плата за жизнь

Якушев слушал невнимательно, когда заговорили о благотворительных фондах, отключился совсем, даже вышел из кабинета, который они занимали, в общий зал ресторана, пережившего не одну человеческую жизнь. Недавно ресторан вновь реставрировали, красиво, ничего не скажешь, но почему большинство подобных работ выполняют иностранцы? Русские мастеровые перевелись? Вранье, блуд и воровство! Хозяина нет, все эти АО и СП — сплошное блядство и воровство. Хозяин — один человек, который берет подряд, нанимает людей выполнять работу и кладет прибыль в карманы. А здесь делают какие-то турки, значит, русские остаются без работы, не обучаются мастерству, не растут в профессионалов, за которыми не надо следить, деньги можно выдать без бухгалтера и накладных, а под честное слово. А эти козлы, — он оглянулся на дверь кабинета, — кроме денег, ничего не хотят, скоро валютой срыгивать начнут.

Он вернулся в кабинет и, бесцеремонно перебивая кого-то из коллег, сказал:

— Невмешательство в политику, говорите? — Он хохотнул, копируя героя фильма «Белое солнце пустыни». — Придут большевики и поотнимают у вас все к нехорошей матери!

Сначала все опешили, потом кто-то уверенно сказал:

— Большевики уже никогда не придут.

— Во-первых, когда их лишали власти, ты, Иван, держал подпольный цех и готовился к посадке. Во-вторых, придут молодые, зубастые и голодные, а под каким флагом — тебе будет неинтересно. Ты будешь в подвале блевать и молить, чтобы у тебя последнее забрали, а жизнь оставили.

— Не пугай, Виктор Иванович, тридцать седьмой канул в Лету.

— Ты, Лешенька, кто — господь бог? Ты знаешь, кто куда канул и надолго ли? Ты на Канарах виллу прикупил, пару миллионов «зеленых» за «бугром» упрятал… Хочешь, точно скажу, где и сколько у тебя лежит? Да тебе же дальше Малаховки не дадут уехать.

— Слушай, Иванович, — спокойно и уважительно произнес старший из присутствующих — бритоголовый бизнесмен в солидной тройке и с золотой цепью на животе. — Ты умен, спору нет, силен и ловок, признаю. Но люди скроены не одинаково. Я знаю, чего ты желаешь. Ни скипетр и корона, ни мешок золота тебе не нужны. Ты желаешь видеть Россию в одном ряду с европейцами, а для себя лично гарантию спокойной работы и нормальное человеческое уважение. Тебя тут-то, среди своих, — он оглядел собравшихся, — не все поймут, не каждый поверит. Россия в клочья порвана, где не горит, там тлеет. Если мы сейчас людям все до копейки отдадим, нам не то что спасибо не скажут — не помянут вслед, просто забудут.

— Не говори за всех, Тимур Васильевич, — перебил говорившего молодой человек с ясными спокойными глазами и мягкими уверенными движениями. — Я с вами, Виктор Иванович, но уважаемый Тимур Васильевич прав, мы разные — среди нас нет ни виноватых, ни правых. Я знаю, наше время еще не пришло. Тут вояки не могут два дня не стрелять, чтобы люди могли трупы захоронить, а вы, уважаемые, собрались президента менять и правительство перетасовывать.

— Леша, ну ты из меня клоуна не делай… — Якушев даже смутился.

— Извините. — Молодой оппонент развел руками. — Нам главное — на властителей не походить, иметь каждому свое, но человеческое лицо. Не договорились? Не страшно! Разойдемся уважительно. Кто не хочет политики касаться, пусть так и живет. Я хочу, но считаю, что надо выждать.

Когда большинство бизнесменов ушли, Якушев взял под руки бритоголового Тимура Васильевича и по-юношески вихрастого Александра Морозкина, сел за еще не убранный стол.

— Вы правы, коллеги, я меры не знаю, способен лошадей загнать. Но ведь никто не знает, состоятся ли выборы в девяносто шестом или Ельцина попытаются заменить в девяносто пятом. Плох он или хорош, я лично его на дух не переношу, но он не фашист и резни не допустит. А вот если Ельцина сменят и посадят на трон безмозглого солдатика, либо «красно-коричневого» типа Зюганова-Невзорова, либо Бесковитого, тогда останется только бежать. Поэтому я и говорю, что мы должны по мере сил участвовать в избрании нового президента. Никого не пытаться свергнуть, ничего не перетасовывать — нам это не под силу, но помочь деньгами людям разумным, уравновешенным, не делающим единственную ставку на силовые министерства.

— А конкретно? — спросил Морозкин.

— Недавно назначен вице-премьером молодой, насколько мне известно, прогрессивно мыслящий человек, Вадим Суриков.

— Люди — терпеть не могу слово «народ», у меня сразу перед глазами табун или стадо, — Тимур огладил бритую голову, — люди, жители России, его не знают.