Николай Леонов - Шакалы. Роман

— Возможно, — согласился Нестеренко. — В любом случае Лев Иванович прав, с него глаз нельзя спускать. Хотя я понятия не имею, как Фокин может парня использовать. Но просто так, из любви к ближнему, он ходить к мальчишке не станет.

— Это точно, — ответил Котов. — Как ты думаешь, Лев Иванович действительно не догадывается о намерениях гэбэшника или темнит?

— Какие вы, евреи, недоверчивые, просто диву даешься.

— Мы мудрые, жизнь научила, иначе бы не выжили. Рассуди, два с лишним тысячелетия нас изничтожают, а извести не могут.

— Так, как русские сами себя уничтожают, ни один народ в мире не придумает, — возразил Нестеренко. — А в отношении Гурова ты ошибаешься. Если бы у Льва Ивановича хоть какая-нибудь мыслишка появилась, он бы мгновенно ее обнародовал. Он же настоящий сыщик, видит, мы столько дней пустышку тянем, изверились.

— А может, его и в живых нет? — Котов глянул на напарника испытующе.

Нестеренко хмыкнул, скривился презрительно, приспустил стекло, сплюнул.

— Ты, мудрый, глупости не говори, меня не проверяй. Надо со Станиславом потолковать и нам с тобой разделиться, мне не нравится, что Илья с Генкой стали в паре работать. Они парни неплохие, но за ними пригляд требуется.

Станислав Крячко вышел из морга, куда приезжал на опознание трупа, обнаруженного рано утром на окраине кладбища.

— Можете не сомневаться, господин помощник прокурора, — сказал он идущему рядом молодому мужчине в штатском. — Батулин Сергей Витальевич, одна тысяча девятьсот пятидесятого года рождения, майор из Управления охраны Президента.

— У вас, господин полковник, нет никаких предположений, кто мог совершить данное убийство?

— Я точно знаю кто, но не скажу.

— Как? — Помощник прокурора остановился, развел руками. — Вы понимаете, что говорите?

— А то! — Станислав шмыгнул носом. — Не первый год замужем.

— Я вынужден вас пригласить в прокуратуру и официально допросить.

— Ваша власть. — Станислав пожал плечами. — А не скажете, свои люди, по какому вопросу станете допрашивать?

— Кто убил майора Батулина и откуда вы располагаете такой информацией, — ответил помощник прокурора.

— Да откуда мне знать, господин советник юстиции? — искренне удивился Крячко.

— Издеваетесь? Вы только сейчас сказали…

— Что я сказал? — Станислав прижал руки к груди.

— Я напишу представление на имя вашего руководства!

— Пишите. — Крячко зевнул. — Над вами будет смеяться вся прокуратура, и громче всех станет смеяться прокурор.

— Но мы же коллеги! У нас общие цели!

— О! Речь не мальчика, а мужа. Вы, молодой человек, должны на всю жизнь запомнить. — Станислав перестал улыбаться. — По закону вы мной командуете, а по правде жизни прокуратура без розыскников ничего, кроме бытовухи, раскрыть не может. У нас своя работа, у вас своя, мы должны уважать друг друга. Если розыскник имеет что прокурору доложить, сыщик минуты молчать не будет. А раз молчит, значит, сказать не может. Я сейчас могу тебе сказать лишь слова, которые в раскрытии убийства помочь не могут, появятся у меня фактики, сообщу незамедлительно. Если ты на меня за такое нравоучение обиделся, то это от молодости, которая с годами проходит. Низкий поклон, будут вопросы, звони.

Вернувшись в министерство, Станислав заглянул в приемную Орлова, не успел спросить у Верочки, есть ли новости, как она кивнула на дубовые двери:

— Сей момент спрашивал, по-моему, сердится.

— Накапал молокосос, — пробормотал Крячко, одернул пиджак, вошел в генеральский кабинет.

Они сегодня уже виделись, потому Крячко вытянулся и сказал:

— Слушаю вас, Петр Николаевич.

— Станислав, ты когда повзрослеешь? — Орлов делал вид, что сердится.

Крячко изобразил, что чувствует вину и оправдывается.

— Я стараюсь, господин генерал, плохо получается.

— И не стыдно издеваться над молодым сотрудником прокуратуры?

— Ответить правду или сказать, что вы желаете услышать?

— Тебе врагов не хватает, охламон? Звонил Федул Иванович, говорит, мальчик вернулся с опознания, чуть не плачет. Он же тебе всю жизнь такое помнить будет. Тебе надо? — Орлов покачал головой. — Да и нечестно это, над молодым подшучивать.

— Если так, тогда правду, — решительно сказал Станислав. — Драч звонил? Ему шестьдесят или на пороге? Около сорока он с преступностью воюет, в розыске пахал, в следствии надрывался, сейчас помощник прокурора. А этот юнец вчера портфель забросил и на равную должность с Федулом Ивановичем устроился. С каких, спрашивается, дел? Кто у него в верхах? Отец, дядя или сосед по даче? Так что лично у меня, Петр Николаевич, с совестью все нормально.