Владимир Мильчаков - Таких щадить нельзя

— Где Константин?

— В камере. Вы хотите его видеть?

— Нет, — после долгого молчания ответил Петр Фомич, не поднимая глаз. — Если вы разрешите, то позднее, к вечеру. Сейчас я не могу его видеть. Будет суд?

— Конечно. По окончании следствия, когда все преступники будут выявлены и изъяты, вашего сына можно будет отпустить на поруки.

— Благодарю, — глухо ответил Петр Фомич, прощаясь с Голубкиным. — Спасибо, — повторил он, взглянув на Голубкина, и Иван Федорович почувствовал, что этому сильному человеку сейчас мучительно стыдно и больно.

Анна Павловна за это утро плакала несколько раз. Едва лишь она вспоминала утреннюю сцену и придуманную ею причину раздражительности сына, как слезы сами навертывались на глаза. Она представляла себе, как страдает ее Костюнчик и морально, и физически, и заливалась слезами. В конце концов, Анна Павловна полностью убедила себя в том, что вначале только предположила. Она негодовала на бездушие Петра Фомича, вечно занятого своими делами, не замечающего, как его родной сын идет к гибели. Когда часов около десяти в квартиру Гуриных заглянула Алевтина Моисеевна, Анна Павловна с трудом удержалась, чтобы не поделиться с нею своим несчастьем.

Но Алевтина Моисеевна не склонна была слушать. Ей самой хотелось рассказать. Сообщение о грабеже квартиры ошеломило Анну Павловну. Она, по крайней мере, раз десять, заставила Алевтину Моисеевну повторить свой рассказ, с каждым разом выясняя все более интересные, волнующие подробности.

— Каковы же они из себя, эти бандиты? — спросила жена полковника, когда все перипетии происшествия были выяснены.

— Ах, дорогая Анна Павловна, — закатила глаза Алевтина Моисеевна, — разве в такие минуты будешь рассматривать и запоминать?

— Конечно, конечно, — сочувствовала Анна Павловна. — Но хоть что-нибудь ведь запомнилось? Страшные они?

— Что вы, совсем наоборот, особенно вначале. Один из них совсем молодой, почти мальчик, а второй видный, очень представительный мужчина. Но оба вооружены до зубов.

— Интересно, поймают ли их? Я бы хотела взглянуть.

— Ну, где уж нашей милиции, — махнула рукой Арская. — Правда, к нам приезжал не из милиции, а из розыска такой молодой интересный узбек. Был предельно вежлив и, мне кажется, я произвела на него впечатление.

Анна Павловна критическим взором окинула лицо и фигуру собеседницы, но высказать свое мнение не захотела. Она просто поинтересовалась, сколько и чего забрали налетчики. Но Алевтина Моисеевна уклонилась от сообщения точной цифры. Она просто сказала, что бандиты забрали все, что было накоплено годами труда и бережливости.

— Мы остались без копейки, буквально без копейки, — жаловалась Алевтина Моисеевна. — Просто не представляю, как мы будем жить. На что?! Поэтому я и решила заглянуть к вам. Думаю, что уж если продавать то, что берегла для себя, то только Анне Павловне. Больше никому. Только вам.

И из объемистой сумки начали появляться предметы, перед которыми сердце Анны Павловны было неспособно устоять. Особенно понравились Анне Павловне отрез изумительного файдешина и китайская кофточка оранжевого цвета, отделанная узором из сутажа цвета кофе с молоком. Про себя Анна Павловна поклялась, что не выпустит этих чудесных вещей из своих рук. Она начала прикидывать в уме, как скомбинировать, чтобы покупка отреза и кофты не пробила слишком большую брешь в месячном бюджете семьи. Но в самый разгар расчетов из передней донесся звонок. Анна Павловна бросила взгляд на часы.

— Кто бы это мог быть? — гадала она, направляясь к двери. — Петру Фомичу еще рано, Костюнчику тоже.

Открыв двери, Анна Павловна увидела Петра Фомича, чем-то сильно расстроенного. «Ну, опять неприятности, — забеспокоилась она. — Опять перебрасывают. Не дают людям спокойно жить».

Петр Фомич, сухо кивнув Алевтине Моисеевне, не останавливаясь, прошел к себе в кабинет. Алевтина Моисеевна догадалась, что ей самое лучшее на время исчезнуть.

— Душенька, Анна Павловна, — залепетала она хозяйке дома, — я позднее загляну. А вещички пусть здесь, у вас полежат. Посмотрите, подумаете…

Проводив спекулянтку, Анна Павловна вошла в кабинет мужа. Петр Фомич сидел за письменным столом, опустив голову в ладони рук. На звук открывшейся двери он даже не оглянулся.

— Петенька, что случилось? Неприятности?

Петр Фомич поднял голову и, глядя не на жену, а поверх ее головы в стену, слишком ровным, с металлическим оттенком голосом ответил: