Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

Открыв глаза, я увидел, что незнакомец почтительно и любезно ждет моего ответа.

— Нет, — вздохнул я, — я вас не знаю.

Мне не пришлось кривить душой: я был уверен, что вижу этого человека первый раз в жизни.

— Меня зовут Фернан Медина, — представился мой собеседник. — Я работал во время войны фотолаборантом в редакции «Пари-Франс».

«Пари-Франс»!.. Все мое прошлое заключалось в этом коротком названии, прозвучавшем как гром среди ясного неба. Охваченный ужасом, я затряс головой, полный решимости отрицать очевидное, отрицать, несмотря ни на что и вопреки всякой логике. Не для того я тринадцать лет терпел в Испании нужду и позволил шарлатану-хирургу себя изуродовать, чтобы теперь бывший редакционный мальчик на побегушках хлопал меня панибратски по плечу, как старый знакомец.

— Вы обознались, месье. Я вас не знаю. У меня нет знакомых в этой газете.

Я втайне надеялся, что после этих слов он от меня отвяжется. Надежды оказались напрасными. Незнакомец лишь едва заметно пожал плечами.

— Судя по всему, — заявил он, — вы оказались в щекотливой ситуации, месье Руа.

— Простите, но меня зовут Марсио, — запротестовал я.

— Я говорю о вашем настоящем имени.

Положение становилось угрожающим.

— Ваше упорство, месье, мне кажется нелепым…

Алебастровое лицо незнакомца слегка передернулось.

Приподняв одну бровь, он твердо взглянул мне в глаза, давая понять, что отступать не намерен.

— Вы напрасно опасаетесь меня, месье Руа, — понизив голос, произнес он. — Я не стукач. Сейчас я объясню, каким образом мне удалось вас узнать, несмотря на перенесенную вами пластическую операцию.

На его лице вновь появилась почтительная улыбка.

— Мне было всего семнадцать, когда я впервые переступил порог «Пари-Франс». Я мечтал о карьере фоторепортера. Позже меня захватило само издательское дело… верстка, тираж и тому подобные вещи. Вы, надеюсь, помните обо всей этой суете?

Разумеется, я все помнил. Разбуженные его словами, перед глазами предстали четкие очертания милых сердцу образов, составлявших смысл моей жизни: ротационные машины, заваленные бумагами редакционные столы, бары, где собирались журналисты. Мне словно ударил в ноздри пьянящий запах новой бумаги и свежей краски…

— Итак, сначала я мечтал о фотографии. В лаборатории, если выпадала свободная минутка, я развлекался тем, что делал фотомонтажи известных людей. Теперь уже можно признаться, что и на вас я сделал подобный монтаж, где вы представлены в виде хищной птицы. Есть в вас что-то пронзительное, напоминающее орла… Скорее всего, это ваш взгляд. — Незнакомец внимательно посмотрел мне в глаза. — Кстати, он совсем не изменился.

Человек замолчал, а я почувствовал непреодолимое, страстное желание разбить о его голову графин, заплакать, убежать, устроить скандал… Но больше всего мне хотелось заорать на весь белый свет, чтобы меня услышали все, что я действительно Жан-Франсуа Руа, самый известный памфлетист довоенного времени, которого после освобождения приговорили заочно к смертной казни за связь с врагом.

Мой собеседник между тем продолжал бесстрастным голосом:

— Итак, я сделал фотомонтаж, который привел в восторг всю редакцию. — Выдержав очередную паузу, он неожиданно произнес: — Но ведь существует срок давности, не так ли?

Это смахивало на провокацию.

— Очень интересно, — я попытался говорить как можно спокойнее, — но эта история не имеет ко мне ни малейшего отношения!

Незнакомец непроизвольно дернул рукой с сигаретой, уронив пепел на мраморный стол рядом с моим стаканом, и поспешил стряхнуть его своей маленькой рукой с коротко остриженными ногтями.

— В таком случае, вам тем более будет интересно услышать ее конец. Для того чтобы усилить сходство с орлом, я отретушировал ваш портрет, сделав крючковатый нос, наподобие вашего нынешнего, опустил уголки губ и убрал скулы. Короче, сам того не желая, сконструировал ваше нынешнее лицо. Можете себе представить мое изумление, когда я вас сегодня встретил! Вам не кажется необычной эта история, месье Руа?

— Она показалась бы мне таковой, если бы я был тем, за кого вы меня принимаете.

— Ну что же, не буду настаивать. Я слишком восхищаюсь вашим талантом, чтобы вам досаждать. Возможно, в своей жизни вы и совершали ошибки, но заблуждения ваши были наверняка искренни и потому достойны снисхождения. Я прошу принять мои уверения в том, гм… что эта встреча останется между нами.