Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

— Надеюсь, ты сообщила об этом в полицию? Неплохая получилась бы реклама для тебя и твоего фильма: партнер Люсии Меррер покушается на ее жизнь.

Люсия, на мгновение увлеченная этой идеей, задумалась.

— Да, конечно. Только ведь ты, скорее всего, будешь все отрицать?

— Еще как! Я во всеуслышание объявлю тебя лгуньей и выжившей из ума старухой!

Заглянув в ее потемневшие от бешенства глаза, я почувствовал горьковатый привкус риска. Мне доставляло патологическое наслаждение вызывать ее гнев с помощью булавочных уколов.

— В таком случае забудем об этом.

— Благодарю тебя за очередной подарок…

Люсия вздрогнула.

— Морис, ты ничего не замечаешь?

— А что такое?

— Ты все время говоришь мне «ты».

Действительно, я «тыкал», не замечая этого. Немного подумав, я сказал:

— Просто сегодня я тебя презираю, Люсия. Все дело в том, что ты всего лишь отражение своих персонажей. Ты фальшива, как само кино. Ты не способна забыться, превратиться в обычную, реальную женщину. Ты вообще похожа на свои афиши. Твое размалеванное лицо — не более чем рисунок. Когда ты снимаешь макияж, ты как будто сама себя стираешь ластиком.

Люсия слушала меня, отпивая из стакана маленькими глотками.

Я продолжал:

— Твоя личная жизнь — не более чем отблеск жизни театральной. Все твои слова или действия взяты из какого-нибудь спектакля или кинофильма.

Допив ликер, Люсия внезапно запустила пустым стаканом в старинное венецианское зеркало, украшавшее ее туалетный столик.

Я захохотал.

— Ну вот и доказательство! Тебе вздумалось изобразить из себя русскую княжну, бьющую дорогие зеркала!

Женщина взяла себя в руки и грустно взглянула на меня. Ее внезапная смиренность несколько обескуражила меня.

— Неужели ты до такой степени меня ненавидишь?

— Да, Люсия, я тебя ненавижу.

— Но почему? Ведь я делала тебе только добро!

— Чересчур много добра. Признательность имеет свои границы, выйдя за которые она превращается в ненависть. Я связан твоими широкими жестами, словно ребенок пеленками. Они душат меня.

— Хочешь, я скажу тебе одну вещь, муженек?

— Валяй!

— Я люблю тебя! И любовь моя стала еще сильнее после того, как ты попытался меня убить. Теперь ты будешь рядом со мной, точно заряженный револьвер, который направлен мне прямо в висок. Интересно, ты ощущаешь всю сладостность подобной ситуации?

— Ты обманываешь сама себя, Люсия. Я слишком тебя презираю, чтобы вновь покушаться на твою жизнь. Мне достаточно просто уехать, чтобы навсегда избавиться от тебя. Я моментально тебя забуду, едва выйду за порог твоего дома.

Актриса в ярости принялась хлестать меня по щекам, вкладывая в пощечины всю свою силу. От ее весьма чувствительных ударов моя голова болталась из стороны в сторону, а на глазах выступили слезы. Наконец она в изнеможении опустила руки и сказала:

— Ты останешься со мной, Морис! Ты останешься здесь и в один прекрасный день меня убьешь! Ты слышишь меня? Здесь решения принимаю я! Я, запомни это, сопляк! И я буду спать с тобой, когда захочу!

Я попятился к двери. В ярости она выглядела естественней и человечней, чем обычно. Она была прекрасна!

— Я ухожу, Люсия. Все кончено!

Женщина подбежала к туалетному столику. Из центрального ящичка она достала миниатюрный револьвер, отделанный перламутром.

— Если ты меня покинешь, — угрожающим голосом произнесла она, — я пойду на отчаянный шаг, произойдет несчастье!

— Неужели?

— Можешь мне поверить. Я еще не знаю, что я предприму, но без последствий твой отъезд не останется!

Моя голова горела, как факел. Щеки, нос, уши — все полыхало. Я не отрываясь смотрел на револьвер. Никелированный ствол блестел при свете лампы. Поистине достойное Люсии оружие. Дамское оружие! Нет, скорее бутафорское.

Все же круглое дуло, устремленное на меня, действовало пугающе. Я понимал, что в этой схватке долго не продержусь. В конечном счете я был всего лишь большим ребенком, мужские роли мне были пока не под силу. Возможно, я никогда не смогу их играть. Люсия раньше меня догадалась о моем поражении.

— Так-то оно лучше, Морис! Ты слишком слаб, чтобы артачиться. Все, что ты можешь сделать, — это в крайнем случае убить меня. Не забывай об этом!

Я попытался хотя бы внешне защитить свое достоинство.

— Вы не должны обманывать себя, Люсия, — сказал я, вновь начав «выкать». — Не стоит заблуждаться. Если я и останусь, то не ради вас, а ради Мов, которой очень, представьте себе, дорожу.