Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

Я поднялся. Стараясь действовать бесшумно, я взял кастрюльку, которую использовал для приготовления кофе, налил воды и поставил на одну из конфорок. Не зажигая спички, я включил газ и, даже не бросив прощальный взгляд на Люсию, покинул комнату.

А впрочем, если все обернется в худшую сторону, пусть будет так. Я был готов к самому страшному. Важно было лишь одно — Люсии больше нет и не будет. Я стану свободным. Мне надоело быть марионеткой, которую, в зависимости от настроения, заставляют или играть комедию, или заниматься любовью. У меня не хватало сил для сопротивления. Ну что же, недостаток воли, следовательно, необходимо было восполнить другими средствами, теми, которые помогут воздвигнуть непреодолимый барьер между прошлым и будущим.

Мне страшно хотелось напиться, но яблагоразумно решил этого не делать, вспомнив о прошлом похмелье. После долгих колебаний я все-таки решился пойти в кино, где показывали какой-то вестерн, красочный щит с рекламой которого привлек мое внимание. Отсидев сеанс, яувидел лишь череду пестрых картинок, никоим образом не связанных между собой.

Из-за отвратительного дубляжа казалось, что актеры объясняются на каком-то непонятном диалекте. Между восклицаниями шерифа, рыданиями героини, звоном бубенцов дилижанса мне чудилось зловещее шипение газа, заполняющее пространство комнаты на улице Обсерватуар.

Я считал секунды… Досчитался до такого числа, которое не мог и выговорить, остановился и спросил себя: «А теперь? Все кончено?» Я вместе с Люсией переживал ее бессознательную агонию. В мыслях своих ядавал ей еще несколько мгновений побыть на этом свете и вновь принимался считать: один… два… три… А сейчас она уже мертва?

Наконец, экран заполнили готические буквы: «The End». Музыка зазвучала громче. Зрители стали с шумом подниматься со своих мест. Машинально я последовал их примеру. Выходя вместе со всеми на центральную аллею, я внезапно представил себя участником похоронной процессии.

Хоронили Люсию.

На бульваре Ланн я вернулся на автобусе, всю дорогу простояв на задней площадке и подставив лицо дующему в окошко пьянящему ветру.

Как обычно, дверь мне открыл Феликс. Он ревностно выполнял свои обязанности, и не ложился до тех пор, пока все обитатели дома не расходились по своим комнатам.

— Мадам ждет вас у себя, — сообщил он. — Она настоятельно просила, чтобы вы зашли к ней, как только вернетесь.

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. В голове стало абсолютно пусто. Поймав на себе удивленный взгляд Феликса, я прохрипел:

— Мадам?

— Да…

Я бегом бросился в комнату Люсии. Она, по своему обыкновению, возлежала в картинной позе на кровати. На мой взгляд, в жизни она играла больше, чем на сцене или съемочной площадке.

Глаза актрисы ликующе сияли. Она казалась чрезвычайно довольной и удовлетворенной.

— Заходи, мой дорогой убийца!

Я сделал несколько шагов по толстому ковру.

— Не нужно смотреть на меня с таким ужасом, Морис. Ты видишь не призрак, а живую женщину.

Люсия поднялась, чтобы налить себе выпить. На комоде в стиле Людовика XV постоянно стоял поднос с ликерами. Актриса некоторое время согревала стакан в ладонях, затем посмотрела на меня сквозь налитую в него зеленую жидкость.

— Ты меня еще плохо знаешь, муженек! Я бодрствую, когда все считают, что я сплю. Я выгляжу озабоченной, но в голове у меня в это время гуляет ветер. Я едва сдерживаю смех, а кажусь вне себя от гнева. — Я покорно уселся на неустойчивый стул: очередной театральный номер начался. — Представь себе, я прекрасно видела твою мизансцену с газом. Более того, я ничего не предприняла, чтобы избежать страшной участи, которую ты мне уготовил. Даже после твоего ухода! У меня хватило сил принять эту смерть. По правде говоря, о подобном конце актриса может только мечтать. Умереть от руки молодого любовника, согласись, гораздо приятнее, чем загнуться, пусть двадцатью годами позже, от рака.

Подобные рассуждения испугали меня. Похоже, ради рекламы Люсия была способна и полюбить, и пожертвовать своей жизнью.

— Видишь ли, я прожила жизнь, согретая лучами славы, и ни в коем случае не хочу допустить прозаического конца. Но судьба капризна, муженек.

Я окончательно убедился, что она продолжала называть меня так специально, чтобы позлить.

— Представь себе, что в твоей комнате перекрыли газ. Глупо получилось, не правда ли?

Я улыбнулся.