Игорь Атаманенко - Гроссмейстеры афёр

Не задерживаясь в Марселе ни часу, он направлялся в Монако, превратившийся по окончании Второй мировой войны в центр европейской игорной империи, сумев перехватить пальму первенства даже у Парижа, который в конце 1920-х годов был знаменит своим игорным Греческим синдикатом, да и вообще был главным вертепом Европы. Однако Вторая мировая война по-своему расставила акценты…

В течение года Зильберман каждое утро, как на работу, отправлялся в читальный зал местной публичной библиотеки, где по шесть часов в день штудировал и конспектировал литературу о теории карточных игр. Затем налегке обедал и пару часов тренировал пальцы, а вечером в казино закреплял на практике постигнутую теорию. Никогда не употреблял спиртного и не курил, а по утрам стал заниматься гимнастикой.

Вскоре Зильберман в совершенстве овладел покером и бриджем, став не просто профессиональным игроком, а шулером экстра-класса.

В своей безрассудной страсти к двум карточным играм, требующим диаметрально противоположных интеллектуальных качеств и разного темперамента, Густав отразился весь, как в капле воды.

Так, бридж развивал аналитические способности, умение быстро рассчитывать различные варианты, учил полагаться только на свою голову, а не на слепое везение и волю Господина Случая.

В то же самое время покер — это игра нервов. Чтобы выигрывать, надо обладать недюжинным актёрским дарованием и знанием человеческой психологии. Кроме того, чтобы преуспеть в игре в покер, надо иметь крепкие нервы-канаты, острый глаз и быть постоянно нацеленным на обман партнёра — это главное!

Австриец так поднаторел в этих играх, покере и бридже, что они вполне обеспечивали ему безбедное существование.

Зильберман стал, пожалуй, единственным на Западе так называемым элитным игроком . или элитным каталой (раньше в России их называли червонными валетами ), кто пробился в сообщество картёжных кудесников, не пользуясь родственными связями, а лишь благодаря своему трудолюбию, одержимости в познании тонкостей игры как таковой и шулерских приёмов, в частности.

Ведь давно известно, что искусство элитного каталы передаётся по наследству — от деда к отцу, от отца к сыну. Обычно такие семейные династии насчитывают от ста до двухсот лет.

У каждой из них был свой шанец . или мульки — то есть арсенал средств обработки партнёра, включая психологические, которые оттачиваются десятилетиями.

Густав знал — чтобы выигрывать большие деньги, надо постоянно что-то изобретать, заготавливать новые мульки — обманные приёмы.

Так, ему было известно, что если поначалу его собратья по ремеслу просто колдовали с колодой, то есть заряжали, крапили или, наконец . подрезали её, то с течением времени они стали пользоваться кино-фотоаппаратурой, рациями, магнитами, столами с «секретами», увеличительными стёклами, зеркалами, контактными линзами или спецочками.

Ну, допустим, сидит игрок спиной к глухой стене, которая на самом деле является тонированным стеклом, а в соседней комнате его карты рассматривают с трёх ракурсов и информацию передают шулеру через устройство, вклеенное ему в волосы…

Однако Зильберман продолжал оставаться волком-одиночкой в этой стае партнёров-соперников, и в качестве своих потенциальных жертв выбирал людишек, неправедно наживших миллионные состояния на военных подрядах и поставках. А что касается шанца — приёма, с помощью которого он выигрывал деньги у презираемых им нуворишей, то он всё время оставался у Густава неизменным. Как, впрочем, и его принцип: «У 99 процентов «жирных котов» всего земного шара, разбогатевших на войне, однажды в жизни вдруг появляется буйное желание сыграть в карты. Моя задача — оказаться в этот момент рядом и предоставить им возможность проиграть нечестно заработанные деньги!» — под этим девизом Зильберман действовал в течение ряда лет.

И он не ошибся. Как свидетельствует мировой опыт, во время войн и всеобщего обнищания целых народов отсутствуют шальные деньги, нет и большой игры. Шулера появляются одновременно с миллионерами.

В 1920–1930 годы в Европе таких было немного. Другое дело — послевоенные годы. Они стали началом европейского, да и вообще, мирового карточно-шулерского ренессанса.

Респектабельный, с сияющей улыбкой, в костюмах от лучших портных мировых столиц моды, Зильберман заводил знакомства с будущими жертвами в фешенебельных ресторанах, на бегах, в театрах, на выставках и концертах.