Чарльз Вильямс - Тень подозрения

— Я пыталась задержать ее, — сказала Джорджия, — и побежала за ней, когда она выскочила из дома, но ей удалось сбежать.

— Она вооружена, — ответил я.

— Я знаю. Но мне показалось, что это наш единственный шанс.

— Так и было бы, да только она оставила там свою сумку. Кстати, напомни, чтобы я время от времени благодарил тебя за то, что ты так кстати выключила свет.

Сетчатая дверь распахнулась, и из дома вышел Редфилд, а за ним и Митчелл.

— Назначаю вас старшим, — сказал ему Редфилд. — Обыщите помещение, составьте опись ценностей и…

Митчелл кивнул в мою сторону:

— А как быть с Чатхэмом?

— Не беспокойтесь об этом, — коротко бросил Рэдфилд. — Он может идти куда захочет.

Я поднялся, вытащил револьвер из кармана пиджака и протянул его Митчеллу рукояткой вперед. Он молча взял его и опустил в свой карман. Потом резко развернулся, прошел через двор к своему джипу и уехал, набирая скорость по мере того, как удалялся от нас по шоссе.

Я снова сел. Джорджия смотрела вслед красным огонькам, пока они не скрылись из виду.

— Почему ты ничего не сказал?

— Что я должен сказать? — поинтересовался я.

— Я понимаю…

Из дома вышел Колхаун. Он прикурил сигарету, и мы смотрели, как ее огонек перемещается в темноте.

— Она ведь так и ушла с оружием?

— Да, — ответил я.

— А выстрелов вы не слышали?

— Нет. И раз до сих пор она им не воспользовалась, то, похоже, и не собирается.

— Очень вероятно, что она просто сидит где-нибудь в машине.

Я представил себе эту картину и вздрогнул.

— Фрэнки и Перла раскололи легко, — сказал он. — Кроме грузовика, в ту ночь у них была машина Стрейдера. Они привезли сейфы сюда и на следующий день вскрыли их. Они утверждают, что вообще не заходили в дом Редфилда. Это довольно логично.

— Но она и Стрейдер взяли себе часть добычи? — спросил я. — То, что не было спрятано в сейф?

— Да, — ответил он. — Она рассказывала им, как все произошло. Лэнгстон обошел дом вокруг, а потом решил войти на кухню. Стрейдер оставался снаружи, часть ценностей была у него с собой. Он увидел силуэт и подумал, что это Редфилд. В кухне на столе лежали часы, серебро и еще разные штуковины, а мертвый водитель грузовика лежал в сорняках за стоянкой на шоссе, в Джорджии.

Джорджия Лэнгстон встала и отошла на несколько шагов, вглядываясь в темноту.

— Извините, — сказал ей Колхаун.

— Ничего, — ответила она. — Билл говорил, что так и было.

Он тоже поднялся.

— Ну, что же, здесь мне больше делать нечего.

Я думаю, вы выяснили все, что хотели знать. Я могу подбросить вас до вашей машины.

— Мы все равно не найдем ее, пока не рассветет, — ответил я. — Там слишком много деревьев.

— Тогда я отвезу вас домой. За машиной вы сможете вернуться завтра.

Я посмотрел на нее.

Она улыбнулась:

— Да. Давай поедем домой.

Было около пяти часов. Мы сидели в гостиной и пили кофе. Перед этим я зашел в свою комнату и, как сумел, отмыл свое избитое лицо, побрился и переоделся в чистое. В темной пижаме и халате она выглядела очень мило, но лицо у нее было усталое.

Зазвонил телефон. Я подошел и снял трубку.

Звонил Колхаун.

— Ее поймали, — сказал он, — около часа назад.

Она во всем призналась.

— Она сказала, зачем Лэнгстон приезжал туда?

— Она говорит, что не знает. Но я в этом сомневаюсь.

— И я тоже. Большое вам спасибо.

Я вернулся к ней и передал наш разговор.

— Прости меня, Джорджия, — сказал я. — Но у меня есть только одно предположение, зачем он это сделал. Он приехал туда потому, что питал какие-то надежды. Понимаешь, он мог просто постучать в дверь и спросить Редфилда, а потом действовать по ситуации. Но если все так и было, значит, она успела подготовить для этого почву. Ему было сорок семь лет, и ему только что сказали, что остаток жизни он должен провести в кресле-качалке и смотреть на игру с трибуны, так что, может быть, с его стороны это было попыткой самоутверждения.

Она перебила меня:

— Билл.

— Что?

— Не нужно ни извиняться, ни объяснять. Как мне благодарить тебя за все, что ты сделал? Я жила как в кошмарном сне, а ты разбудил меня.

— Я не хотел причинить тебе боль.

Она кивнула:

— Да, это было больно. Но мне не хотелось бы на всю жизнь остаться трагической фигурой. Слушай, почему бы нам не выйти на улицу? Там уже достаточно светло, и мы сможем посмотреть, где установить этот самый бассейн.

Мы вышли и сели на краешек бетонного крыльца.

Начинался день. Я бросил камешек:.