Чарльз Вильямс: Тень подозрения

А во-вторых, только выяснить, кто он такой, — бессмысленно. Единственный способ его остановить — это собрать достаточно доказательств для того, чтобы отправить его в тюрьму или в сумасшедший дом, а это подразумевает рассмотрение дела в судебном порядке.

Что снова возвращает нас к необходимости обратиться в полицию и к окружному прокурору. Если они не захотят ради этого оторваться от своих кресел, значит, мы ничего не сможем поделать.

— Понятно, — устало ответила она.

Я ненавидел себя за то, что лишил ее последней надежды. Она была чертовски славной и очень ранимой, испытания, выпавшие на ее долю, были ей непосильны, и я чувствовал, что она относится ко мне с симпатией, если вообще можно доверять подобному впечатлению. Она была храброй, а это говорило о том, что в ней есть класс, другого слова я подобрать не мог, но силы ее были на исходе — она вот-вот могла сломаться. Я свирепо спросил себя, почему мне пришло в голову переживать о ее проблемах. Ведь я же решил, что мне нет до нее никакого дела.

— Почему бы вам не продать мотель и не уехать отсюда? — спросил я.

— Нет! — Меня поразила горячность в ее голосе.

Потом она немного успокоилась и объяснила:

— Мой муж вложил в мотель все, что у него было, я не хочу бросить все и бежать, как испуганная девчонка.

— Тогда почему вы не благоустраиваете территорию? Она выглядит настолько убого, что люди просто проезжают мимо.

Она встала:

— Я знаю. Но на это у меня просто нет денег.

«А у меня есть», — подумал я. К тому же я, очевидно, подсознательно искал себе что-то в этом роде, но с ней мне связываться не хотелось. Мне ни с кем не хотелось связываться. Такой уж у меня был период.

У двери она замешкалась:

— Значит, вы не хотите обсудить мое предложение?

— Нет. — Мне не понравилось, что она так откровенно надеется на меня, и мне хотелось раз и навсегда отделаться от нее и всех ее проблем. — Я знаю только один способ его остановить, если, конечно, смогу его вычислить. Но не станете же вы нанимать меня для того, чтобы я поколотил психически больного человека?

Ее передернуло:

— Нет. Какой ужас…

Я бесцеремонно перебил ее и продолжил:

— Не уверен, что смогу это сделать. Когда я работал в полиции Сан-Франциско, меня отстранили от должности за жестокое обращение, но тот человек, которого я избил тогда, был, по крайней мере, в своем уме. Мне кажется, это совсем другое дело, так что давайте оставим этот разговор.

Она снова нахмурилась, очевидно, в недоумении:

— Жестокое обращение?

— Именно так.

Она постояла еще несколько секунд, очевидно ожидая моих объяснений, и, поскольку никакого продолжения не последовало, сказала:

— Простите меня за беспокойство, мистер Чатхэм. — Потом вышла и закрыла за собой дверь.

Я возобновил изучение потолка. Он ничем не отличался от всех других, которые мне случалось разглядывать.

Около шести я снова вызвал такси и поехал в город.

Там я в одиночестве поужинал в «Стейк-Хаус», купил себе несколько журналов и пешком отправился обратно в мотель. В воздухе уже повисла голубая дымка — от пыли и опускающихся на город сумерек. Только перед тремя номерами стояли машины. С полчаса я лежал на кровати и читал, потом услышал, как на вымощенной гравием площадке затормозила еще одна машина, а минут через пять послышались громкие спорящие голоса. По крайней мере, один из спорящих говорил на повышенных тонах. Голос был мужской. Другой, судя по всему, принадлежал миссис Лэнгстон. Спор не прекращался, и мужской голос звучал все громче. Я встал с постели и выглянул за дверь.

Была уже ночь, но в коридоре горел свет. У открытой двери в двухместный номер стояли трое: миссис Лэнгстон, упрямого вида парень лет двадцати и затянутая в сыромятную кожу девица, лет на пять моложе своего спутника, которой для завершения образа не хватало мотоцикла и шлема. Под окнами номера стоял седан 1950 года выпуска. Я вышел и прислонился к стене, ощущая приближение скандала.

Миссис Лэнгстон держала в протянутой руке какие-то деньги:

— Убирайтесь отсюда, или я вызову полицию.

— Зови легавых! — ответил парень. — Ты мне надоела. — У него было наглое лицо, глаза орехового цвета, а темные волосы причесаны в виде утиного хвоста; он был облачен в сапоги «казак», джинсы и пуловер, наброшенный на плечи.

— Какие проблемы? — поинтересовался я.

Миссис Лэнгстон оглянулась:

— Он зарегистрировался один, а когда я через минуту выглянула, то увидела, как она выпрыгивает с заднего сиденья. Я сказала ему, чтобы он уезжал. И попыталась вернуть ему деньги, но он не хочет их брать.