Андрей Константинов - Юность Барона. Обретения

Бытует мнение, что способность видеть в темноте, точнее сказать — ориентироваться при отсутствии должного освещения, есть нечто из области сверхъестественного. Чуть ли не дар Божий. Коли оно и в самом деле так, можно сказать, что Юрка уже давно «отметился» милостию Божьей. Поскольку в кромешной тьме квартиры ориентировался уверенно и, в отличие от бабушки, перемещался по комнатам не на ощупь, а чуть ли не руки в брюки. Чему, к слову, немало способствовало отсутствие помех в виде мебели, большая часть которой ушла на прокорм прожорливой буржуйке.

Вернувшись из магазина, насквозь промерзший Юрка прошел на «дамскую половину» и с удивлением обнаружил на кровати одну только сестренку.

— Не спишь?

— Не-а. Холодно. Очень-преочень.

— Сейчас наладим. Гляди, какую я дровину на обратном пути нашел.

— Бабушка ругается, когда ты печку жжешь. Говорит, печка только чтобы воду и еду готовить.

— Да ладно, мы ей не скажем. Ты вон вся как капуста — кутанная-перекутанная, и то замерзла. А я почти пять часов на ветру да на морозе простоял. Хотя бы руки отогрею. Бабушка-то куда пошла? К соседям?

— Не-а, на Сенной рынок.

— Ку-уда? Точно на Сенной?

— Точно-преточно.

— И давно?

— Давно-давно.

— Вот ведь неугомонная! Сто раз говорил, чтобы одна в такую даль не таскалась. И что ей там делать? Книжки продавать? Да кому они теперь нужны. О, кстати, пойду какую-нибудь для растопки притащу.

Юрка прошел в гостиную, вытащил из груды сваленных на пол томов (книжный шкаф давно спалили) парочку первых подвернувшихся под руку. Затем слегка отогнул край служившего дополнительной шторой одеяла и всмотрелся в названия. Нет уж, фиг! «Трех мушкетеров» он не станет сжигать ни при каких обстоятельствах. А это у нас что? Бальзак, «Человеческая комедия», том четвертый. О, а вот эта годится — и толстая, и скучная.

Он возвратился в комнату и начал раскочегаривать печурку.

— Юра! — тихонько позвала сестра.

— Чего тебе?

— А ты хлебушка получил?

— Получил.

— А дай мне покушать, а?

— Не могу, надо сперва бабушку дождаться. Забыла наш уговор? Хотя на вот, — Юрка достал из рукавицы один из двух оставшихся хлебных кусочков. — Это нам Федор Михайлович подарил. Помнишь его?

— Помню, — жадно схватив хлеб, подтвердила Олька. — Это который Достоевский фамилия и который раньше к нам в гости ходил и всякие вкуснятины приносил. Он хороший. Жалко, что больше не ходит и ничего не приносит.

— Федор Михайлович меня к себе на работу берет. Скоро начну получать рабочую карточку.

— Ур-ра!..

Благодаря вырванным из Бальзака страницам обледеневшая дровина занялась довольно скоро. Юрка присел на корточки и обхватил руками металлический цилиндр буржуйки — вот они, минуты подлинного блаженства. Жаль только, что слишком быстро пролетают. Так же быстро, как остывают и стенки печки, едва гаснет в топке огонь. Бабушка права: использовать буржуйку для обогрева комнаты — непомерное расточительство. Но Юрке обязательно нужно хотя бы чуть-чуть согреться. Потому что сейчас снова придется выходить на мороз и плестись, быть может, до самой Сенной.

Ох и зол был Юрка на Ядвигу Станиславовну. Вместо того чтобы воспользоваться возможностью и хоть немного отдохнуть, восстановить силы, ее зачем-то понесло на толкучку, даже не на ближнюю. Теперь вот тащись, разыскивай, веди домой. Причем снова оставляя Ольку одну. А ну как тревога? Как же он измучился с ними: что старый, что малый — никакой разницы.

— Так, Олька, ты тут лежи, кушай. А я пойду.

— Опять уходишь? — испуганно напряглась сестра. — Не ходи. Мне одной страшно-престрашно.

— Надо бабушку встретить. Вниз-то она как-то спустилась, а вот как обратно подниматься станет, не подумала. Лестница между первым и вторым этажом снова как каток. Небось опять Соловьевы ведро со своим ссаньем поленились до улицы донести, в подъезде вылили.

— Юра!

— Ну чего еще?

— А правда, что Петьку Постникова по-настоящему, а не понарошку, съели?

— Чего ты глупости говоришь? Кто его съел?

— Ничего и не глупости. Я сама слышала, как утром к бабушке приходила тетя Поля из 11-й квартиры и рассказывала, что Петьку поймали на улице и съели по кускам. Какие-то кони с бала. Только — разве бывает конский бал?

— Одна сплетни распускает, а другая распространяет. Тьфу. А еще готовится в будущем в октябрята вступать.

Юрка с сожалением убрал ладони с печки, сунул их в успевшие намокнуть варежки, вышел из комнаты и как можно плотнее прикрыл за собою дверь, дабы сберечь остатки мнимого тепла для сестренки.