Илья Деревянко - Ухабы судьбы (сборник)

Ведь они с Апраксиным даже незнакомы!

Пожав плечами, Синицын вернулся в свой угол…

Шевчук после медпункта не поехал домой, а, приняв две таблетки седалгина [48] Мощное обезболивающее. Побочный эффект повышенная сонливость. , решил дождаться конца состязаний. Он попал в зрительный зал как раз к началу поединка между Апраксиным и Синицыным. То, что он увидел, вызвало у Андрея сперва недоумение, потом возмущение и, наконец, негодование. Синицын был слабее противника примерно раза в два, и на ринге происходил не бой, а избиение, медленное, издевательски-садистское. Под конец (на шестой минуте) лицо Синицына превратилось в бесформенную кровавую маску, сломанная в локтевом суставе правая рука повисла плетью, а подкованные [49] То есть отбитые лай-киками и прямыми ударами в голень. ноги едва могли передвигаться. Тогда Апраксин жестоким ударом разбил ему пах, небрежно рубанул ребром ладони по шее и горделиво поставил ступню на голову потерявшего сознание человека.

– Мерзавец! – не удержавшись, выкрикнул с места Шевчук. – Садист проклятый!

– Я вызываю на смертный бой Алексея Сорокина не позднее ближайших состязаний, если, конечно, он не струсит, – с дьявольской надменностью объявил Сергей. – Затем, Шевчук, придет твой черед.

Публика замерла в удивлении и предвкушении необычного зрелища.

– Совсем как в американском боевике, – шепнул на ухо один из хозяев тотализатора другому.

– Не нравится мне это, – хмуро ответил тот.

– Перестань чушь пороть! Лучше представь, какие будут бабки! Взвинтим цены за билеты в два, нет, в три раза!

– Но…

– Я сказал, перестань! Бизнес есть бизнес!

Между тем Апраксин торжественно удалился в раздевалку.

– «Взбесившаяся сволочь», – подумал Шевчук и, не мешкая ни секунды, отправился домой к Сорокину…

Двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года Алексей Сорокин подхватил разгулявшийся по Москве грипп, причем в самой тяжелой форме. Температура подскочила до сорока двух градусов [50] В принципе такая температура считается смертельной, но это не всегда так. Знаю по собственному опыту. . Алексей механически глотал лекарства, подносимые перепуганными матерью и сестрой, временами проваливался в тяжелое забытье. Он не бредил и не терял ясности мысли, однако есть ничего не мог, только беспрестанно пил теплую воду.

– Успокойтесь, – хрипел Сорокин плачущим женщинам. – Все в порядке!

Но его осунувшееся пылающее лицо и ввалившиеся, подернутые мутной пленкой глаза убеждали в обратном. Сны Алексея были ужасны. Правда, очнувшись, он не мог вспомнить их содержание. Оставалось лишь ощущение чего-то вязкого, липкого, жуткого.

Наконец, после огромных доз жаропонижающего, температура упала до сорока, но опускаться ниже упорно не желала.

В ночь с двадцать девятого на тридцатое Сорокину, как обычно, снился кошмар, но на сей раз он запомнил увиденное вполне отчетливо. Бассейн, до краев наполненный дымящейся кровью. Посредине, дьявольски хохоча, плескался Апраксин. В лице Сергея не осталось ничего человеческого. Глаза пылали безумием, гнусная ухмылка кривила рот. Заострившиеся и удлинившиеся в три раза больше нормального зубы выпирали наружу. Заметив Алексея, Сергей гадко хихикнул: «У-тю-тю, мой хороший! Не стоило ругать госпожу Римму! Видишь, как мне теперь хорошо, а тебя все равно убью… убью… убью…» Апраксину вторил издевательский визгливый женский голос, беспрестанно повторявший: «Заколдую, заколдую. Погублю, погублю… Заколдую, заколдую… Погублю, погублю!» Алексей почему-то не испытывал ни капли страха, только глубокое отвращение.

– Посмотрим, кто кого! – спокойно сказал он. В ответ послышался злобный вой, видение заколебалось и исчезло. Алексей очутился на широкой равнине, покрытой зеленой травой. К нему подошел высокий старик с белоснежной бородой и ясными глазами. От него исходила могучая аура душевного тепла и доброты.

– Мужайся, мальчик, – улыбнулся старик. – Не страшись нечисти. Но не забывай о главном!

– О чем? – робко спросил Сорокин.

– О том, что ты получил при рождении…

Произнеся эти слова, старик пропал, а Алексей проснулся.

Часы показывали восемь утра. Сорокин с кряхтением уселся на кровати, разыскал на близстоящем журнальном столике сигареты, придвинул пепельницу и закурил, хотя врачи настоятельно рекомендовали воздерживаться от табака во время болезни. «Что же я получил при рождении? О чем говорил старик?! Это что-то очень важное, внушающее страх нечистой силе… О боже! Ну конечно!»