Николай Леонов - Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония]

— А зачем тогда колечко ты ей дарил?

— Кольцо — это символ, мой друг. Ах, ничего ты не понимаешь! — Серж опять махнул на Пашку рукой и отвернулся. — Все так грубо и пошло.

Пашка смотрел на избалованного барчука, размахивающего перед его носом надушенными руками, и злоба медленно поднималась, трезвила и толкала его на резкий разговор.

— Жаль, что тебя не шлепнули, француз. Проморгал, кажется, Серый. И откуда у тебя пистолет?

— Я всю ночь играл в вопросы и ответы, мой друг. Я устал, а мне надо еще решить одну задачку, — лениво растягивая слова, сказал Серж и сел прямо. — Не все же такие бездельники, как ты.

— Какую задачку?

— Видишь, как ты нелогичен: то жалеешь, что не убили меня, то пристаешь с вопросами. Я на тебя не сержусь и расскажу тебе про свою задачку, но прежде ответь мне на один вопрос.

— Добрый вечер, Америка! — крикнул, подлетая, рыжий половой и наклонил голову. — Что прикажете?

— Пару пива, — сказал Пашка и повернулся к Сержу.

— Ты действительно классный вор, Павел? — спросил Серж, и вся его фигура подобралась и стала прямой и твердой.

— Говорят люди, что ничего, — неуверенно ответил Пашка. — А чего тебе?

— Да так, может, потом объясню.

— Я ответил, отвечай и ты, — Пашка взял с протянутого половым подноса кружку, сдул с нес пену и сделал несколько глотков. — Ну?

— Я говорил тебе, что здесь должно быть два, как вы выражаетесь, мента. Одного я знаю точно, а во втором не уверен. Приобрести уверенность и, так сказать, необходимые доказательства, — Серж щелкнул пальцами, — и есть моя задача. Как ты, мой друг, относишься к рыжему половому? — спросил он неожиданно.

Пашка посмотрел на Николая, который, стоя в проходе, разговаривал с только что вошедшим Клещом, вспомнил рассказ Аленки и молча пожал плечами.

— А я почти уверен, что это он и есть, — сказал убежденно Серж.

Половой Николай с Клещом подошли к их столику, Клещ сел, а половой встал в сторонке. Пашка, рассерженный, что прервали интересный разговор, недовольно сказал:

— Чего тебе?

— Слушай, Америка, поручись за меня этому рыжему жлобу. Не дает в долг, мало, что проценты дерет, еще и поручителя требует. Говорит, дай тебе денег, а ты завтра в кутузку сядешь.

— А я что?

— Ежели ты поручишься за меня, то он червонец даст, — Клещ потянул Пашку за руку и, скосив глаза на безучастно сидевшего Сержа, зашептал: — Верное дело у меня завтра, а сейчас выпить хочется. — Он провел пальцем по горлу. — Выручишь?

— Валяй, — сказал Пашка и поманил полового. — Дай червонец человеку, я за него ручаюсь.

— С превеликим удовольствием, — половой положил на стол приготовленную загодя купюру, — всегда рад, но порядочек нужен.

Клещ плюнул под ноги, взял деньги и ушел.

— Видали его скотскую благодарность? — спросил Николай и достал из кармана блокнот. — Так я на тебя, Америка, записываю, — он послюнявил карандаш и стал, шевеля губами, что-то выводить в блокноте.

Пашка смотрел на его прилизанные рыжие вихры, лакейскую угодливую улыбку и сейчас не верил рассказу Аленки. Чтобы этот жмот задаром истратил хотя бы копейку, да не может быть! Когда половой поклонился и отошел, Пашка сказал:

— Видал кулаково племя? А ты говоришь: мент. Поручители, проценты, расписочки должников. У, шкура!

Серж, казалось, не слушал, смотрел в сторону и тер пальцами висок, потом, как бы спохватившись, переспросил:

— Шкура? Ах да, понятно, — и, уже окончательно придя в себя, продолжал: — Примитив, Павел. Я не о тебе, а о комедии, которую разыгрывает половой. Старо, как колесо телеги. Ненавидит он вашего брата, люто ненавидит, потому и завел ростовщическую контору. Дерет проценты, ежеминутно напоминает, что сегодня вор здесь, а завтра в тюрьме, наслаждается он от такой игры. Но игра эта его и погубит, а поставить точку в логической цепи моих умозаключений и подкрепить их необходимыми вещественными доказательствами должен ты, Павел.

— Это как же? — спросил Пашка.

Серж постукивал по зубам пилочкой для ногтей, выражение его лица непрестанно менялось: то оно улыбалось, то хмурилось, то становилось неподвижным. Но злость и наслаждение своим превосходством и властью присутствовали на его лице при всех выражениях.

— Этот половой довольно тонкая штучка. Но не для меня, Павел, только не для меня. Я обратил на него внимание в первый же день. Уж больно он такой как надо: и прилизанный, и подобострастный, и жадный. Полный букет. После разговора с тобой я стал приглядываться к половому внимательнее и заметил, что чем богаче и солиднее клиент, тем он подобострастнее, но тем он медленнее и хуже обслуживает. И наоборот, на рабочий люд он рычит, но обслуживает быстро и чаевых не берет. Это наблюдение легло первым камнем в здание моего умозаключения.