Николай Леонов - Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония]

— Откуда у нас ученые? — пробормотал он. — Антихристово творение. В огонь его, в огонь.

Пашке показалось, что Цыган посмотрел на Сержа и улыбнулся.

— Делай, что тебе приказано, сынок. Помоги тебе царица небесная, — хозяин опять перекрестился и взял Пашку за рукав. — Идем с богом отсюда. Людям поговорить надо.

Пашка обрадовался и пулей выскочил из кабинета.

Что-то обожгло спину, и Пашка подпрыгнул на табурете.

Рядом стояла Аленка, смотрела серьезными глазами и показывала ему мокрую ладошку.

— От самого рынка ледышку несла, — сказала она, — у рыбников стащила, ужасно холодная.

— Для того, чтобы мне за шиворот бросить?

Пашка двигал спиной, пытаясь избавиться от обжигающего тело льда.

— Ага, — сказала Аленка, сунула ему за рубаху руку и прижала к груди замерзшую ладошку.

Пашка взвизгнул, отскочил в сторону и выдернул рубашку из брюк. Ледышка упала на пол.

— Я думала, тебе приятно, — разочарованно протянула Аленка, посмотрела на Пашку совершенно серьезно, и только в самом уголке глаза плясал чертенок смеха.

Аленка накрыла на стол, наложила Пашке полную тарелку салата из свежих овощей и поставила рядом шипящую сковороду с жареной колбасой и черным хлебом, залитым яйцом, сама села напротив и, подперев голову ладонями, смотрела, как он ест, и спрашивала:

— Вкусно, Паша? Вкусно?

Пашка молчал, качал головой, обжигаясь, уплетал яичницу и хрустел поджаренным хлебом. Когда на сковородке почти ничего не оставалось, он спохватился и спросил:

— А ты почему не ешь?

Аленка улыбнулась и отобрала у него вилку.

— Вилка у нас одна, Пашка Америка. А почему тебя, Паша, Америкой зовут?

— Когда я маленьким был, — Пашка придвинул к ней сковородку, — мне сосед подарил такие длинные толстые носки. Ребята во дворе как увидели меня в этих носках, стали Америкой звать.

Аленка кончила есть и взглянула на будильник.

— Ты не опоздаешь?

— Куда?

— На работу, куда же еще? Тебе вчера здорово попало, что прогулял полдня.

Пашка не отвечал и пытался вспомнить, что он спьяну наплел Аленке. Да и не было у него такой привычки, чтобы врать. Его «работа» всем известна, о ней даже уголовка прекрасно знает.

— А я что-нибудь тебе говорил? — осторожно спросил Пашка.

— Ты ничего, я у Катьки про тебя спрашивала, она и сказала: «Америка работает в торговых рядах, специалист высшей марки». — Аленка посмотрела на Пашку и покраснела. — Только ты не думай, пожалуйста, что я тебя полюбила из-за этой «высшей марки».

Пашка растерялся. Он никогда не скрывал, что вор, и все его девчонки об этом знали и даже гордились, что их кавалер — известный во всей округе карманник.

— Вот что, у нас должно быть все честно, — решительно сказал он и замялся, выбирая выражение помягче. — Я жулик. Обыкновенный жулик, даже не высшей марки. Я думал, что ты знаешь. — Пашка встал, надел пиджак и направился к дверям. — Я пошел на «работу» в торговые ряды. А ты думай: хочешь — оставайся, хочешь — уходи.

Пашка вышел на улицу и постарался принять беззаботный вид. «Тоже мне краля, вор ей не компания. Будто я виноват, что она не уличная, а честная. Была честная, а теперь спит с вором». Он смутился и оглянулся, не подслушал ли кто его мысли?

Пашка вошел в мануфактурную лавку и кивнул приказчику. Тот не ответил на приветствие и стал быстро листать свои книги.

— Ты что, не узнаешь? — спросил Пашка, облокачиваясь на кассу.

— Беда, Америка, — заметил приказчик и покосился на заднюю дверь. — Два дня назад приходили из уголовки и пригрозили хозяину, что, если тебя здесь или рядом увидят, прикроют заведение. Хозяин, конечно, мне накостылял, — он похлопал по тонкой шее. — Уходи, ради бога, Америка.

Пашка ничего не ответил и зло хлопнул расхлябанной дверью.

Так, значит, обкладывают менты! «На первой же краже и сгоришь», — вспомнил он угрозу начальника. «Ну, это еще посмотрим, кто сгорит. Пашку не запугаешь, голыми руками не возьмешь». Он зашел к Когану и выпил подряд две стопки водки. Пашка прекрасно знал, что пить на «работе» последнее дело, но упрямо зашагал в торговые ряды.

Как всегда, жертва появилась неожиданно. Худосочная дамочка приценивалась к детской шубке и неуверенно торговалась с улыбающимся продавцом. На остром локте дамочки болталась большая хозяйственная сумка, а из нее выглядывал уголок лакированного ридикюля. «Крестница ты моя милая», — подумал Пашка, не примериваясь и даже не останавливаясь, быстро выхватил ридикюль и сунул его в карман. Но он забыл, что одет в новый, а не в привычный «рабочий» костюм. Ридикюль не хотел влезать в карман модных брюк, и Пашка, чертыхнувшись, опустил его за пазуху. Видимо, он замешкался или неловко повернулся, и дамочка, тихо охнув, схватила его за рукав. Пашка надвинулся на нее и одними губами прошептал: