Николай Старинщиков - Слуга

Старуха присмирела и даже пить перестала. Брошу, говорит, займусь молитвами… Пешком отправлюсь в Лавру, а в особняке вашем пусть охрана живет… Её и кормите…

За истекшие сутки губернатор побывал во всех местах, где, по его мнению, должен остановиться президент. И вот оно уже настало, утро. Безгодов не успел проглотить завтрак, как вошел и доложил о своем прибытии личный водитель.

– А позвонить нельзя было? Из машины? – выговорил подчиненному Безгодов.

Однако тот (откуда смелость взялась!) громко произнес:

– Так велено! Войти и доложить! Может, меня в заложники взяли!

Проговорил, развернулся и вышел, словно солдат, исполнивший долг. Ну да ничего. Первые приезжают и отъезжают, а губернаторы остаются.

На обратном пути губернаторский водитель, проходя мимо будки с сержантом, сначала подмигнул тому, после чего громко и беззастенчиво испортил воздух, вызвав у охранника безудержный смех.

…Михалыч сидел в катере, среди реки, недалеко от поселка. В борт лениво хлестала волна. Мотор заглох и не хотел заводиться. Течение уносило судно все дальше от города.

Иосиф разбирал систему зажигания. Вид разобранного магнето навевал на Михалыча грусть. До берега совсем близко – можно без труда доплыть. Затем прибежать в поселок, выгнать машину – и галопом в город. Но требовался именно катер.

Катер вскоре прибило к берегу. Иосиф продолжал свое дело. У него даже усы перестали шевелиться, безвольно обвиснув. Под конец он собрал систему, дернул шнур, и двигатель моментально запустился. Под кормой, размывая песок, вскипела вода. Лодка задрала нос и пошла в сторону города.

– Контакты отсырели! – крикнул Иосиф.

Иванов кивнул, глядя в бегущую воду. Настроения, естественно, у него не было никакого. Он сомневался. Он боялся. Он не верил в доводы Кожемякина. Но Михалыч под конец его уломал. Они взяли с собой лишь винтовку с патронами и больше ничего.

Опер продолжал горбатиться и не хотел разговаривать. Михалыч, как видно, надоел ему окончательно. Пусть сомневается. Когда приедет, поймет.

Катер вошел в русло Томи и двинулся вверх, к городу. Слева, над берегом, торчали громадные трубы Северного. Впереди темнел в дымке новый мост. Перед ним, будто смытый с верховьев, расположился кусок суши – каменистая коса, поросшая кустарником и травой.

– К косе! – велел Михалыч Иосифу.

Лодка осторожно коснулась камней.

Взяв с собой завернутую в мешковину винтовку, Михалыч вышел на берег. Иванов шагнул следом. Они влезли в середину зарослей. Вблизи они оказались довольно высокими и надежно скрывали от постороннего взгляда. Михалыч залег, постелив на траву мешковину. Иванов сидел на обломке доски и молчал.

– Мост видишь?

Иванов удивился вопросу. Мост нависал впереди над рекой. До него оставалось метров триста.

– А ты сомневался, не доверял, потому что боялся попасть в щекотливое положение. Мы внизу, а он наверху, за бетоном.

Иванов кашлянул, повел глазами по сторонам.

– Теперь ты видишь, что отсюда ему ничто не грозит?

– Согласен…

– Посидим, подстрахуем…

– Действительно.

Иванов сполз с доски, прилег в траву, сорвал сочную травинку и теребил в зубах. С косы видно только людей на пешеходной дорожке, по краю, в то время как нижняя часть моста вся как на ладони. Солнышко светит, приближаясь к десяти часам. Под мостом тень густеет, плотнеет, но всё же видно: там ни одного полицейского. Они рассредоточились исключительно поверху. Работники ФСБ изо всех сил изображают праздношатающихся.

– С меня ящик шампанского, – бормотал Михалыч. – За испуг…

Они условились, что наблюдать будут по очереди. Теперь Иванов смотрел в прицел.

– Смотри по берегам, под мостом.

– Да понял я…

– Устанешь – сменю…

Но Иванов долго не уставал. Потом отложил винтовку и повернулся к Михалычу: из глаз текли слезы.

– Что я говорил! Усталость ведет к снижению зоркости.

Далее наблюдение велось частями. На мосту было спокойно, и затея с наблюдением начинала надоедать. Первый мог отменить свой визит к мосту.

Иванов оживился:

– Ночевал он там, что ли?! Взгляни-ка, Михалыч!

Он положил винтовку, откатился в сторону. Михалыч прильнул к окуляру: в тени моста стоял бородатый мужик в черной одежде. На песке в беспорядке лежали короткие доски. Вероятно, они служили перекрытием над ямой. Это был схрон, лежбище.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.