Сергей Белошников - Ловкач и Хиппоза

– Ну и что, что выписана? Тебе ведь не трудно сделать на другое имя, да? И не могу я сегодня, Антон, пойми ты… Найди кого-нибудь другого, а?..

Я мямлил, презирая себя за этот кисельный тон.

– Нет. Другого не будет. Поедешь ты, – резко прервал он мое хныканье.

Я помолчал. Антон тоже молчал.

– Легковая? – спросил я.

– Да. Первая категория.

Значит, скорее всего, "мерседес" или "БМВ" последних моделей. Значит и денег будет побольше.

– И когда надо ее пригнать? – спросил я.

– Завтра. Не позже пяти.

– Не позже пяти?.. Ничего себе…

Я включил ночничок, прикрепленный к полке, протянул руку и достал с полки старый потрепанный атлас автомобильных дорог почившего Союза нерушимых. Открыл страницу с таблицей расстояний, прикинул и засомневался.

– Да это практически невозможно, – сказал я в трубку. – Я завтра к позднему вечеру еле-еле успею, и то если гнать без передыху…

– Надо успеть, – жестко сказал он.

– А если я…

– Никаких если, Саша, – снова перебил он меня. – Получишь к своему стандарту еще половину. За срочность. Ты меня понял?

Деваться мне было некуда, и поэтому я коротко ответил:

– Понял.

– Когда ты у меня будешь?

Я взял с тумбочки электронные наручные часы, заменяющие мне будильник, посмотрел на циферблат. Боже мой, ни свет, ни заря!

– Реально? Через полтора часа.

– Хорошо.

И он, не прощаясь, положил трубку. Он вообще никогда не прощается в конце телефонных разговоров. Хамская привычка, если вдуматься.

Деньги, а тем более дополнительные пятьсот баксов – это хорошо, подумал я. Но всем известно, что сгубило фрайера. А я твердо решил фрайером не быть. Я нутром чувствовал – пора сваливать. Но для этого мне нужно было иметь в запасе хотя бы пару дней. Если я сегодня попытаюсь задать стрекача, – сто процентов: он испугается и немедленно даст команду найти меня и убрать. К сожалению, в этот раз придется ехать. Теперь пора было в темпе собираться и главное – привести себя в рабочее состояние.

Я бросил мерзко пищащую трубку на аппарат и невероятным усилием воли заставил себя вылезти из теплой постели. Голышом, ежась от холода, прошлепал по комнате к шкафу, открыл гнусно заскрипевшую дверцу.

Я копался у шкафа, присев на корточки. Бросал в большую спортивную сумку вещи. Я был почти скрыт приоткрытой створкой шкафа, на которой висело зеркало в человеческий рост.

– Саня, который час? – раздался за моей спиной хриплый женский голос.

От неожиданности я чуть не подпрыгнул на месте. Господи, твоя воля! Про нее-то я, честно говоря, и забыл совсем!

– Пять минут седьмого. Вставай, я ухожу, – сухо ответил я, не оборачиваясь и покосился на зеркало.

В зеркале отражался диван.

Одеяло на диване зашевелилось, и из-под него появилась растрепанная шевелюра Татьяны. За ней – голые покатые плечи и роскошная для тридцатилетней бабы грудь – крепкая, высокая. С нагло торчащими, словно взрыватели на полутонной бомбе, темно-вишневыми сосками. Я невольно вздохнул: к сожалению, мне сейчас было не до женских прелестей.

Татьяна близоруко сощурилась, пошарила на тумбочке рукой, нашла свои очки в тонкой металлической оправе. Нацепила их на нос и стала удивительно похожа на покойного Джона Леннона. Это я отмечаю уже не в первый раз, и она это знает. Ей нравится, когда я называю ее Ленноном. Особенно в постели, когда мы с ней занимаемся любовью. Однажды, крепко поддав, Татьяна вообще заявила, что в своей прошлой жизни была Ленноном. Я спустил ее с небес на землю, заметив, что когда Леннона убили, она уже ходила в третий класс. Татьяна на меня за эти слова почему-то чудовищно обиделась и потом с неделю не звонила и не появлялась.

За спиной у Татьяны горел ночничок, окружал сияющим ореолом ее растрепанные рыжие волосы.

– Саня… а, Саня, – жалобно сказала Татьяна моей спине, – Ты езжай, а я еще посплю, ладно?.. А дверь потом сама захлопну… А на последний замок закрывать не буду, обойдется…

– Нет, – отрезал я. – Поднимайся.

Я засунул в сумку пуховый спальный мешок, свитер, теплые шерстяные носки и полотенце. Сверху – китайский трехлитровый термос. Отражающаяся в зеркале голая по пояс, чертовски соблазнительная Татьяна горестно забубнила, раскачиваясь, словно кающаяся вавилонская блудница:

– Да ты посмотри, посмотри, что на улице делается, а? Это же просто ужас. В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит… А ты… Ловкачев! Я с тобой разговариваю, или с кем? Вот всегда ты так по-свински поступаешь… Я с тобой по-хорошему, а ты со мной…