Джон Ридли - Все горят в аду

– Вот, бля, сучья бригада – так и думают у тебя ширева хапнуть. Торчок хренов. Полгорода уже от этой наркоты загнулось, а Мартину ширнуться как укропу пожевать, бля.

Не церемонясь, Дэймонд протянул руку и схватил девицу за грудь. Не светлокожую, а мулатку. Дэймонд пощупал ее грудь, помял, погладил. Девица никак не реагировала. Ну совсем никак. Сопротивления не оказывала, удовольствия не получала. Она позволяла хватать себя за грудь, потому что в этом – по мнению Дэймонда – состоял единственный смысл ее жизни.

Пощупав, помяв и погладив грудь, Дэймонд вроде бы немного расслабился, в нем проснулась родовая память, подсказавшая, что грудь есть питательный и животворный источник. Это его успокоило. С наркотиков он переключился на секс.

Дэймонд:

– За работу. Хватит жопы просиживать! Ширево ищите!

Приказ на марш. Как всегда – ни о чем не спрашивая, не колеблясь, не размышляя, Омар и Кенни выходят на марш.

Спускаясь по ступенькам, они слышат, как темненькая (Дэймонд уже вовсю массирует ее грудь) говорит: "Ах, малыш, я очень тебя хочу. Заправь-ка мне по самые яйца". Она говорит это очень убедительно.

Ян лежал, распластавшись, на месте приземления – в куче навоза, с набитой навозом глоткой. Существенная перемена состояла лишь в том, что смерть уже проникла в него глубже, чем прежде, а также в том, что пред телом уже предстал Чэд на пару со своим ассистентом Маркусом – тем, который сообщил по телефону о смерти Яна, – и еще одним ассистентом, Джеем. Для Чэда это были соответственно Черный и Пухляк – пухлое тельце и пухлая румяная физиономия. Вместо "Пухляк" Чэд нередко говорил "Жирный".

В прошлом, когда Чэд бредил бурной карьерой агента в Голливуде, ему и в голову не приходило, что ассистентом у него может быть мужчина, не говоря уж о двоих. Места шестерок традиционно закреплены за женщинами либо за голубыми. Ну какой мужик не захочет иметь под руками девку? Однако в политически корректном мире, в котором обосновался Чэд, иметь на подхвате пару ребят гораздо надежнее. Чего он лишался? Секретутки, которая наврет всем про его похабные шуточки, масленый взгляд, фривольные жесты, будет носиться по офисным коридорам, вопя так, будто ее отодрала бригада насильников в темном переулке, – а в итоге все мечты Чэда о карьере разобьются вдребезги.

Более того: достаточно одной "помощницы", которая, победив страх быть навсегда изгнанной из Голливуда, настучит куда следует о подлинной похабной шутке, масленом взгляде или фривольном жесте Чэда и его, Чэда, выпихнут пинком под зад на обочину Уилшира. Короче, пара ребят в приемной – это то, что надо.

Чэд издал тихий звук, икнул на выдохе, как если бы его тело отчаянно пыталось разрешиться от скорби. "Ян... Ян, Ян..." Мантру сменила печаль. Чэда одолела печаль, крепко одолела, однако печалился он совсем не о Яне. Чэд печалился о себе. Для Яна у него осталась лишь злоба.

– Ты, урод сучий! Загнуться решил!

Джей нервно перебирал ногами. Маркус стоял не шевелясь.

Чэд наклонился к трупу, схватил Яна за спутанные волосы, приподнял голову. Из груди вышел воздух, опростав легкие от солидной порции навоза.

– Дуба дать решил, а? – надрывался Чэд.

– На покой ушел, на покой. – Скрещенные руки, легкий наклон головы – проповедник Маркус за проповедью прописных истин.

– Не пора ему было на покой! – прошипел Чэд. Он отпустил голову Яна. Изо рта Яна выпал навоз. – Не пора ему было на покой – "Воля инстинкта" должна записать на студии еще один альбом! Еще один альбом должны были сделать. У нас, черт возьми, контракт. У нас контракт, а этот говнюк его нарушил. – Чэд пнул труп, будто, несмотря на оторванную ногу, усеянную стеклом спину, набившееся внутрь дерьмо, тело до сих пор не получило положенной ему доли мук и теперь добирало норму.

Джей по-прежнему топтался на месте. Он смотрел себе под ноги, видимо раздумывая, все ли идет как надо.

– А что, "Воля инстинкта" все равно сможет выпустить новый...

– "Воля инстинкта"?! Да вот она, "Воля инстинкта", мордой вниз на куче дерьма лежит. – Чэд, дабы пояснить, что речь идет о Яне, пнул тело еще разок.

В то утро в Лос-Анджелесе чертову прорву трупов пинали ногами. Чэд:

– Он песни писал, пел... А остальные его ребята... гомосеки патлатые... никому не нужны.

Джей слегка тронул труп ботинком, тело слабо дернулось – и Джей снова прилежно засучил ногами. Чэд – трупу:

– Черт, один альбом, а потом пусть хоть голым тебя находят в кювете с иглой в мышце.