Самид Агаев - Ночь Волка

Вероника дотронулась до ее руки и виновато сказала:

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

– Ерунда, – бодро ответила Галя, – было бы из-за чего обижаться. Ты поела? Давай уберемся по быстрому, а то Марат сейчас орать начнет, что не готовы.

Но Марат был далек от того, чтобы орать на них; вернее, он готов был орать, но не на них, и не по этому поводу. Когда Шилов вышел из калитки, он увидел ссутулившуюся фигуру Марата, который стоял возле открытого капота и с ненавистью смотрел на мотор.

– Не заводится, – с испугом спросил Шилов, трогая приятеля за рукав.

Марат молча покачал головой. Шилов обошел автомобиль с противоположной стороны заглянул в моторный отсек.

– Может с буксира заведется, – деловито предложил он.

– А на буксир, кто нас возьмет? – спросил Марат.

– Об этом я не подумал, – сознался Шилов.

Марат витиевато выругался, залез в машину и повернул ключ зажигания. Стартер слабо затрещал, силясь привести в движение чугунный маховик мотора, но безрезультатно.

Марат ударил кулаком по «торпеде» и задумался; потом высунул голову и произнес, поеживаясь, – аккумулятор умер.

– Холодно, блин – сказал Шилов, и вдруг в ужасе воскликнул, показывая на бачок опрыскивателя, – смотри, водка замерзла, блин.

Марат вылез из-за руля, оттеснил Шилова. Водка, залитая накануне в бачок омывателя лобового стекла представляла собой ледяную жижу.

– Это сколько же сейчас градусов ниже нуля? – спросил Марат, – сорок?

– Это вряд ли, водка наверняка левая, дешевая, в ней тридцати градусов то не будет. Вообще-то у меня дома спиртометр есть.

– Может сбегаешь? – предложил Марат.

– Ха, – мрачно сказал Шилов.

Марат захлопнул капот и пошел к дому. Шилов проводил его взглядом, затем оглядел окрестности и негромко произнес: «Погоды-то, какие дивные стоят».

Солнце, подернутое легкой белизной, заливало холодным светом; безмолвные деревенские дома, покрытые толстенными, округлыми шапками снега, землю, надежно укрытую снегом, деревья плотно укутанные снегом.

Стояла тишина, изредка нарушаемая треском веток, одолеваемых морозом.

– Красота-то, какая, – произнес Шилов, – хоть ложись, да помирай здесь. Холодно и тихо, – прямо как в морге. Просто ледниковый период какой-то.

Грусть, охватившая его после этих слов, потребовала движения, и Шилов сделал несколько шагов в сторону замерзшего пруда, проваливаясь в снег, и чем больше он отдалялся от дома, тем глубже проваливался. Когда погрузился по пояс, остановился в нерешительности; Задрал голову и увидел ворону, беззвучно летевшую куда-то по своим вороньим делам.

– Ну, надо же, – возмутился Шилов, – ни слова в простоте, только про морг сказал, тут же ворона прилетела, падаль клевать. Пошутить нельзя. Пошла прочь сволочь, – закричал он.

Испуганная ворона, каркнула и увеличила скорость.

– Жалко ружья с собой нет, – сказал ей вслед Шилов, – а то бы я тебе показал, блядь!

Проводил птицу взглядом, пока она не скрылась за верхушками деревьев, затем сплюнул, и заметил:

– Однако домой надо, пока яйца не отморозил, – он с усилием развернулся и пошел к дому.

Марат с хмурым выражением на лице пил чай. Вероника, сидя на убогом диванчике, листала «VOG», а Галя стояла, прислонившись к печной стене. Все трое смотрели на Шилова.

– Я ничего не сделал, – сказал Шилов, – что вы так смотрите на меня, я здесь не причем. Не смотрите так на меня, мой организм настолько проспиртован, что я могу заняться пламенем, как Меджнун.

И, обращаясь к Марату:

– А у тебя, начальник, почему лицо перекошено?

– Чай холодный, – ответил Марат.

– Вероника, в чем дело? – укоризненно сказал Шилов, – почему у кормильца чай холодный.

Вероника оторвалась от чтения и недоуменно пожала плечами.

– Печь остыла, – объяснила Галя, – я не стала с утра топить. Мы же ехать хотели; Вот и вещи все собраны.

– Придется разобрать, – злобно сказал Марат.

Галя растерянно посмотрела на Шилова, и спросила.

– Что совсем не заводится?

Шилов мотнул головой, отбрасывая чуб со лба, и пустился в пространные объяснения.

– Ну, как тебе сказать, Галя. Здесь мы имеем дело с тем случаем, при котором о женщинах говорят, мол, она немного беременна, что, безусловно, является полной нелепицей, – ибо женщина или беременна, или не беременна. Так же обстоят дела и с автомобилем; либо он заводится, либо нет. Бывают, конечно, исключения: в семье, как говорится, не без урода. Иногда заводится, но не едет, то есть ехать нельзя на нем; но у нас не тот случай, не тот. Машина не заводится, и все тут, то есть категорически.