Владимир Власов - Медведь

– Похоже, видеокассета.

– Ступай, – махнул рукой Лозовский.

Настроение его испортилось еще больше. Кассета. А на ней, конечно же, какой-то фильм. И ничего хорошего от просмотра этого фильма ждать не приходится.

– Я хотел только…

– Убирайся! Сгинь! Пошел прочь с моих глаз!.. К черту на кулички!..

Ярость вскипела, как прибой, и сразу схлынула, ушла. Осталась только пустота, гулкая, напряженная, как тетива. Олег стоял и, чуть прищурившись, смотрел на хозяина.

– Будь поблизости… – проворчал Лозовский. – Ты можешь понадобиться.

Кулагин едва заметно кивнул и выскользнул за дверь. Петр Григорьевич вставил кассету в видеомагнитофон и уселся в кресло. Потом нажал клавишу пуска.

– …Конечно, женщина должна многим жертвовать ради своего собственного счастья. С этим я согласна. Я и сама часто… Н-да… Но мне кажется, что ты зашла в этом своем самопожертвовании слишком далеко…

Тело Любаши лучилось свежестью. Она стояла перед зеркалом, подняв руки – вытирала полотенцем голову. Ее девичьи груди поднялись вверх, соски торчали в разные стороны. А Маргарита еще лежала в ванне, и белоснежные хлопья пены окружали ее, словно кружево.

– Может, ты и права, – безразлично ответила она. – Но этот обычай распространен во многих странах. Саудовская Аравия, Иордан, Йемен, арабские Эмираты, Сирия, почти вся Африка… Тысячи женщин живут со своими мужчинами так же, как я со своим мужем, и прекрасно себя при этом чувствуют. Там так принято. Это даже считается хорошим тоном.

– Но ты же не обязана была поступать так же, как африканки… Или сирийки. – Любаша нервно дернула плечом. – К чему было это делать?..

– Ты так говоришь, будто считаешь меня навеки искалеченной, – улыбнулась Маргарита. – А это совсем не так. Ничего особенного я не потеряла. Во всяком случае, я не чувствую особой потери. Подумаешь, клитор удалила!.. Приобрела я гораздо больше.

– Это он заставил тебя сделать это?

– Петр?.. – уточнила Марго. – Нет, конечно.

Из белоснежной пены показалась ее нога. На гладкой коже играли блики от лампы. А ноготки на пальчиках были покрыты перламутровым лаком.

– Он меня не заставлял, – пояснила Маргарита. – Просто однажды намекнул, что ему больше по душе фригидные женщины. Почему я должна была отказать ему в этой прихоти. Мы были знакомы уже два года. Мы встречались каждый день. Фактически, я жила в его Доме на положении любовницы…

– Наложницы…

– Нет. Скорее, жены. Но это меня не устраивало. Совсем не устраивало.

– И после операции твое положение изменилось? Он стал лучше к тебе относиться?

– Гораздо, – кивнула Маргарита. – Он сделал мне предложение, а это говорит о многом. Впрочем, он и раньше ко мне неплохо относился. Любил. По-своему, конечно. – Маргарита собрала в ладошки хлопья пены и начала следить за тем, как искрятся радужные пузырьки, как они оседают и с легким шорохом лопаются. – Он сам этого не знал. А я видела – любит. Видела также и то, что ему нравится, когда секс приправлен легким налетом насилия. Почему бы мне было не пойти ему навстречу.

– Наверное, он тебя ревновал, – лукаво предположила Любаша. – Он и сделал тебя фригидной, чтобы не ревновать. Признайся, что я права.

Она уже вытерла волосы и теперь сушила их феном. Ее рыжие пряди трепетали в горячих потоках воздуха, сплетались, ниспадали на плечи, скользили по спине – густые, волнистые, с золотистым блеском.

Маргарита лениво любовалась своей подружкой: ее худощавой, не оформившейся еще до конца фигурой, тонкой талией, плавной дугой бедер. Девочка очень скоро обещала стать красавицей. Еще год, другой… Жалко будет с ней расставаться. Впрочем, времени еще достаточно, чтобы успеть насладиться ею сполна.

– Ты ошибаешься, моя милая. Петр меня никогда ни к кому не ревновал. Ему, по-моему, вообще незнакомо это чувство. Он трезво оценивает свои силы и мой темперамент. Поэтому он разрешает мне спать с другими.

– Ничего себе! – ахнула Любаша. – Он что: продает тебя за деньги, сдает в аренду?..

– Глупости, – дернула плечами Маргарита. – За деньги… Он богатейший человек. Один из самых богатых людей в стране. И он очень умен. Скажешь тоже… За деньги… Ты забыла, кажется, что я его жена. Он доверяет мне. Поэтому позволяет делать все, что я хочу.

– И ты пользуешься этим? – с интересом спросила Любаша.

– Только когда он согласен.

Любаша замерла. Теперь она была похожа на мраморное изваяние. Только густые пряди волос продолжали извиваться в горячих воздушных струях – легкие, как шелк. В глазах испуг и вопрос. А над верхней губой от волнения выступили мелкие бисеринки пота.