Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

— Да какая там канонада? Всего-то взрыв ручной гранаты.

— Ручной? — усомнился Мотовило, нанюхавшийся пороху в Чечне и умеющий по звуку отличать звук разрыва фугаса от звука разорвавшегося артиллерийского снаряда, а уж взрыв ручной гранаты от выстрела из гранатомёта и подавно отличить мог.

— Ручной, ручной, — заверил его Пулин, — ты, Гоша, давай, дуй туда. Твои орлы уже на месте взрыва, наверное. Кто у тебя сегодня на дежурстве?

— Я, Савелий Степанович, самых опытных на праздничные дежурства определил. А сегодня у меня молодые — Свечкин и Куканов. С ними стажёр. Петровский его фамилия. Кто ж знал, что сегодняшняя ночь такой неспокойной получится?

— Стажёр?.. Ага! Ему-то мы это дело и поручим. А что? Дело простое, проще пареной репы. Незаконное хранение боеприпасов и неосторожное обращение с ними. Стажёру такое дело по зубам, к тому же тема актуальная.

— Боюсь, всё не так просто, как вам кажется, Савелий Степанович, — осторожно возразил Мотовило.

— А ты не боись! Пока ты под моим началом, бояться я буду. Если я тебе сказал, что дело простое, значит, оно простое. Ошибусь, стружку Мараков с меня снимать будет.

— Но, я думаю…

— И не думай. По этому делу не думай. Понял меня? По другим, о которых я тебе ничего не говорю, думай, а по тем, что прошу не думать, не думай. Иногда думать вредно бывает. Вот так, майор. По этому делу инициативу не проявляй. Сделаешь, как я скажу, ещё до Нового года переберёшься в мой кабинет. И к внеочередному званию представим…

Покупает, подумал Мотовило. А может уже купил?.. Как всё просто! Промолчал — и ты на хорошем счету. Предал — поднялся на следующую ступеньку по служебной лестнице.

— Давай, выдвигайся, — видимо, Пулин решил, что своей цели он достиг, — за мной машина из прокуратуры со следователем и с криминалистами придёт, я тоже подъеду. Меня дождись и скажи своим операм, чтобы не усердствовали. Приеду, более тщательно проинструктирую. Криминалистам я по дороге объясню, что и где искать, а следаку и объяснять ничего не нужно, ему всё уже Малюткин объяснил… Слушай, майор, это даже хорошо, что сегодня у тебя неопытные дежурят. Значит, делать будут то, что им скажут… Но, мы-то с тобой менты битые. А, майор?

— Битые, — хмуро подтвердил Мотовило.

— А битому менту главное что? Правильно, статистика!

— Куда ехать-то? — Гоше надоел трёп подполковника.

— Как куда? К гостинице «Центральная». Взрыв произошёл в одном из номеров.

Мотовило и сам давно догадался, где произошёл взрыв.

— А в каком номере? — ещё на что-то надеясь, спросил он.

— Номер не знаю, но занимает его некий Самсонов, бизнесмен из Сибири.

— Есть жертвы?

— Должны быть, — уверенно произнёс Пулин. — Ну, ладно, всё. У меня уже машина под окно встала. Встретимся на месте происшествия.

Георгий положил трубку, хмуро посмотрел на вдруг протрезвевших Окрошку и Альфреда, перевёл взгляд на жену, потом снова посмотрел на Альфреда.

— Здесь вас оставлять не хочу. Со мной поедете. Только сидеть в машине тихо. Уяснили?

Подходя к центральному входу в гостиницу, Мотовило сразу увидел серый милицейский «уазик», который стоял в отдалении — за каретой скорой помощи, спецавтомобилем МЧС и пожарной машиной, с вытянутой к окнам третьего этажа телескопической лестницей и размотанными брезентовыми рукавами. Рукава были пустыми и казались гигантскими плоскими червями-цепнями. Их уже сматывали. Из выбитых окон третьего этажа валил пар и несло гарью. Площадь перед гостиницей была запружена эвакуированными постояльцами, одетыми кто во что и как попало, и обслугой гостиницы. Все были возбуждены и напуганы. Спокойствием и деловитостью отличались лишь сотрудники МЧС, которые вроде бы уже всех спасли и вывели, и делать им здесь больше было абсолютно нечего. Но они не уезжали, видимо, ждали прихода автобусов, чтобы увести к другому месту проживания тех, кто в гостинице оставаться не пожелал.

Мотовило направился к своим. Возле Уазика бездельничали два опера — лейтенант Свечкин со стажёром Петровским, и водитель Стёпа Рощин. Третий опер, Куканов, безмятежно и беззастенчиво дрых в машине. Свечкин и Рощин молча курили, и выражение их лиц было мрачным; каждый думал о чём-то своём, а скорей всего, об одном и том же: что долбаная служба достала вполне конкретно, и что жизнь, в принципе — полное дерьмо. А Петровский, запрокинув голову, смотрел на чёрные провалы окон третьего этажа и переводил взгляд на стеклянный аквариум — известную всем жителям города «бочку», — прочерчивая в ночном небе траекторию выстрела.