Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

— Сейчас мы с Артуром наведём порядок! — пообещал хозяйке Альгис. — Мы вас в беде не бросим. Только я не совсем понял — за что Никиту-то арестовали? По ошибке, что ли?

— Да уж, по ошибке! — хмыкнула Ольга Васильевна. — В тридцать седьмом тоже всё «по ошибке» делали! Тош, вон тот «бумер» заправь! — Сизо-чёрный автомобиль почти слился с маслянистым мраком. — Нарочно не придумаешь, за что замели. «Червонец» ломится за совращение малолетней! Ну, его Машки, которая на сносях! Какая любовь у них, Никита мне рассказывал, когда на работу устраивался. Я даже всплакнула — бывает же! Я думала, что сейчас один разврат кругом, а они невинными друг другу достались. Ему восемнадцать, а ей, оказалось, четырнадцать. Скрывала — боялась, что бросит, побоится…

— Никита ведь жениться на ней хотел, — пожал плечами Альгис. — Паспорт у неё есть, ребёнка ждёт. Родители — за, никто не жаловался. Откуда в полиции-то узнали?

— Машкина бабка сперва заяву накатала, что внучку изнасиловали. Потом-то разобралась, да поздно. По нашим бы сигналам так оперативно работали! — вздохнула Ольга. — А то прирежут, взорвут, и никого не дождёшься. С бандитами слабо душиться, а тихого работящего парня припечатать — в самый раз. И «бабло» получишь, и звёзды на погоны. Педофила нашли! Бабка хочет заяву назад взять — не отдают. С Машки требуют, чтобы призналась. Тогда ему четыре года дадут, а не десять…

— В чём призналась-то? — не понимал Альгис.

Он решил после работы съездить в Дорохово, где жили Никита с Машей и её родственники, выяснить, что там произошло. Пусть ничем помочь нельзя, раз уж так захотелось доблестным органам показать своё рвение. Но девчонку-то успокоить надо, показать, что не одни они остались в этом жестоком мире. Может из-за всего этого и ребёнка потерять, которого уже Фомой назвали, распашонок и чепчиков ему нашили…

— В том, что это было насилие. А она — ни в какую. По любви, говорит, и точка. Её с допроса третий раз «скорая» увозит. И у Никиты припадки начались, а раньше никогда не было. Его обещают в зоне «опустить», что вполне реально. А Машка клянётся, что без него дня не проживёт, особенно если младенца скинет… Ох, горе! — махнула рукой Ольга Васильевна. — Я своего юриста подключила — пусть законы посмотрит, подумает, чем помочь. Парень-то хороший, жалко. А после тюрьмы станет настоящим уркаганом, и уж тогда добра от него не жди. Самое главное, что он признался во всём, жениться захотел — и влип. Смылся бы — и гулял на свободе… Артурчик! — восторженно заорала Ольга, увидев заворачивающий с шоссе «Гелендваген». — Сахарный мой! А я тут все глаза проглядела! Боялась, что ты от переутомления за рулём заснёшь. Давай, скорее переодевайся, и вперёд! Зато потом отдохнёшь — я тебе не одну, а две недели дам, вот! Только уж сегодня спаси меня, горюшницу! Век молиться за тебя стану!

— Да всё нормально, хотя спать, конечно, хочется. — Артур, обменявшись рукопожатием с Альгисом и Юрьичем, галантно кивнул Ольге Васильевне.

Та порозовела под макияжем, пытаясь скрыть не свойственное ей смущение. Альгис, заметив это, удивился. Неужели влюбилась? Ей пятьдесят, ему тридцать восемь. Она — полная голубоглазая блондинка со светлой, почти прозрачной кожей. Он — худощавый, невысокий, смуглый с карими глазами, а волосы — соль с перцем. Противоположности часто притягиваются, особенно если женщина стареющая, вдовая, стосковавшаяся по мужской ласке и защите.

Артур тоже одинокий, но совсем не обиженный женским вниманием. Много пережил и перестрадал, с самого рождения не имел нормальной семьи, чувствовал себя не нужным ни отцу, ни матери. Те развелись и снова сочетались браком. Артур не ладил с отчимом, старался пореже встречаться с мачехой. Кроме того, он неудачно женился и после развода потерял первенца-сына.

Сейчас Тураев жил с переводчицей, ездил к ней в Москву. Их шестилетняя дочка уже пошла в школу. Вроде бы, оба хотели расписаться, но дочка была против — ревновала мать в отцу. Похоже, семейные несчастья пошли по второму кругу, и Артур оказался не нужен собственным детям. При этом он ничего плохого сыну и дочери не делал, в помощи не отказывал. Всячески старался подружиться хотя бы с Симочкой, потому что Амир жил со своей матерью за рубежом — то ли во Франции, то ли в Германии, то на каких-то экзотических островах. С ним Артур уже много лет не контачил и избегал говорить на эту тему — очень переживал…

— Выспишься, выспишься, птенчик мой! — Ольге, похоже, было очень приятно называть Тураева нежными словами.